Целиком и полностью

Салли вернулся к своему занятию – выковыриванию грязи из-под ногтей.

– Знавал я одного человека, – сказал он как бы между прочим. – Съел свою мамашу. Наверное, похвалиться хотел или запугать. Но я никого и ничего не боюсь. Даже мужика, который съел собственную мамашу.

– А Ли, похоже, съел своего отца, – сказала я. – С тобой-то он точно справится.

Глаза деда сверкнули в тени.

– Ты что, не слушаешь меня, мисси? Разве я тебе не говорил, что все так делают?

Вдалеке, в конце коридора, хлопнула дверь, послышались размеренные приближающиеся шаги.

– Ты знаешь, что будет Салли. Ты можешь съесть меня, но потом он съест тебя. Вот что он делает. Он ест людей, без которых мир станет лучше.

В двери повернулся ключ. Дверь дернулась, но задвижка мешала ее открыть.

– Марен? Марен, ты там?

Окинув меня хмурым взглядом, Салли провел рукой по остаткам волос.

– Сказать ему, что ты здесь? – спросила я.

Странно, но мне почему-то вдруг стало спокойно, хотя я знала, что он может пырнуть меня ножом в любую секунду. Тем временем Ли возился с дверью – я слышала скрип его ботинок и скрежетание металла о металл.

– Сейчас он откроет, – сказала я. – Он здорово разбирается со всякими замками.

Ну все, сейчас или никогда. Когда Салли набросился на меня, я была готова и крепко вцепилась ему в руку, как бы отстраненно наблюдая за тем, как он сжимает рукоятку ножа, пытаясь ударить меня по руке.

– Я иду, Марен!

Я отпустила руку Салли в последнюю секунду, и он повалился на кровать, воткнув нож в подушку. Я бросилась ему на спину, вырвала нож, и в то же мгновение щеколда поддалась и дверь с грохотом распахнулась. Салли повернулся и посмотрел на Ли удивленно и почти с испугом. Он вдруг показался слишком слабым для человека, который выслеживал меня столько времени.

Ли едва взглянул на меня; он захлопнул за собой дверь и схватил за руку Салли. Я отпустила его.

– Подожди в ванной, – сказал Ли.

Я подбежала к двери и задвинула защелку, а Салли сказал:

– Обожди-ка минутку, сынок…

А Ли сказал:

– Не называй меня «сынок».

Я залезла в ванну, задвинула занавеску и так крепко прижала ладони к глазам, что увидела искры. Прошло минут семь. Теперь мне ничего не грозило. Ну, почти ничего.

Наконец Ли постучался в дверь ванной.

– Можно войти?

Я не ответила, но он все равно вошел. Присев на колени у ванны, он сдвинул занавеску.

– Все хорошо?

Он обвил меня рукой. Я почувствовала его дыхание, и меня едва не вырвало.

– Извини, – сказал он. – Сейчас почищу зубы.

– Он сказал, что разобрался с тобой.

– Я удивлюсь, если он хоть раз в жизни сказал правду.

Я подняла голову.

– Спасибо.

– Пожалуйста.

Он легонько потянул меня за руку.

– Давай вылезай из ванны.

Ли помыл лицо и руки и воспользовался зубной щеткой Керри-Энн, а я прошла обратно в комнату. В ней и раньше было не особенно уютно, но сейчас, после того как Ли стянул с кровати простыни и набросил толстое одеяло Керри-Энн прямо на голый матрас, она стала еще меньше похожей на дом. Я свернулась калачиком у спинки кровати. Краем глаза я заметила желтую пластиковую сумку с завязанными ручками, в которой лежали человеческие останки. Если моего деда можно было назвать человеком.

Ли вышел, сел на стул и потер глаза.

– Поверить не могу, что едва не потерял тебя, – сказал он.

– Почему ты вернулся раньше?

– Просто почувствовал, что надо. – Он пожал плечами.

Из шкафчика с приоткрытой дверцей что-то торчало. Похожее на веревку. Значит, Салли оставил свой рюкзак здесь, прежде чем прийти за мной в библиотеку.

Ли увидел, на что я смотрю, встал, подошел к шкафчику, распахнул дверь и взял в руки веревку из волос.

– Это что еще такое?

Веревке словно не было конца, она все тянулась и тянулась. У Ли было такое выражение лица, будто он вытащил отрезанный палец из салата на званом ужине, как будто он сам не был едоком.

Веревка виток за витком падала на линолеум. Невозможно было поверить, что она настолько длинная. Как будто Салли ничего больше в рюкзаке и не хранил.

– Блин, – пробормотал Ли, – как будто Рапунцель вышла замуж за Франкенштейна.

Несмотря ни на что, я рассмеялась.

Когда он все-таки добрался до конца, лицо его просветлело, и на нем отразилось удовлетворение вперемешку с отвращением.

– Ты что, знаешь, что это за штуковина?

Я кивнула.

– Это ее волосы, вот здесь, ближе к концу.

С того момента, когда я видела ее в последний раз, веревка заметно удлинилась. Сначала мне показалось странным, что в ней было больше седых волос, но потом я вспомнила, что Салли чаще ел уже умерших людей.

Пнув веревку ногой, Ли уселся на стуле.

– Самая ужасная штуковина из всех, что я видел.

– Это как посмотреть, – произнесла я, и мы вместе с опаской посмотрели на рюкзак, как будто из него вот-вот выскочит нечто ужасное.

А потом я вдруг поняла, что больше не могу терпеть. Я вскочила, засунула веревку обратно в рюкзак, схватила его за лямку и потащила по полу.

– Ты чего делаешь?

– Надо выбросить в помойку.

– Погоди. – Ли встал и забрал у меня лямку. – Не надо.

– Я устала от чужих вещей, Ли. Особенно от этих.

– Необязательно смотреть.