Целитель #05 - Пятилетку за три года!

Схомячив рыбку из Варнемюнде, переоделся, натянув трико, и «пошел на работу». В комнате, на большом письменном столе, блестел «Comintern-1», моя микроЭВМ в экспортном исполнении. И «клава», и «мыша», всё как у людей. Займусь сервером домена…

* * *

Юзерствовал до самого вечера, и то, что получилось, сбросил на ГМД. Правда, дискеты на полтора «метра» пока не выходило, как ни бились в Центре микроэлектроники, но мне и триста «кило» – с избытком.

– Весь в трудах, – простонал я, разгибая спину, – аки пчела…

Именно под конец рабочего дня в дверь постучали. Натура моя, как водится, вздрогнула, прислушиваясь. Тук-тук-тук. Тук. Тук-тук.

«Маркус!»

Я открыл, впуская «Человека без лица». Вольф выглядел несколько смущенным.

– Простите, Михаэль, что вот так, запросто, не предупредив…

– Вообще-то, Маркус, это я у вас в гостях!

Начальник Штази прошел в комнату, потирая широкие ладони, будто сметая остатки неловкости.

– Да как-то разволновался с утра. Смешно, наверное, сокрушаться о будущем, но… Воссоединение Германии… Падение Берлинской стены… «Остальгия»… Ведь всей этой катастрофы можно было избежать! Вот, что не дает мне покоя!

– Можно было… – передернулся я. – Нужно было! Убрать дурака, а не чмокать его в меченую лысину! – помолчал, успокаиваясь, и продолжил задумчиво, глядя на потемки за окном: – Знаете, Маркус, если подумать, то история России – это летопись предательств. Я не отношу себя к поклонникам Империи, но вспомните семнадцатый! Разве Николай не мог остановить в феврале тогдашнюю либерально-демократическую вакханалию? Мог! Должен был! Обязан просто! Призвал бы гвардию, и та бы живо зачистила Питер от дезертиров и агитаторов. Взял бы за гузно Гучкова, спровоцировавшего хлебные бунты, разжаловал бы в рядовые генерала Алексеева, устроил бы заградотряды из ударников-корниловцев… Гадство… И время-то какое выбрали! Самый подходящий момент для удара в спину. Ведь Россия «сосредоточилась» как раз к весне семнадцатого года – военные заводы раскручены, склады забиты боеприпасами, даже форму новую припасли! Еще какая-то пара месяцев – и наши войска перешли бы в наступление, гнали бы кайзера до самого Берлина. А Черноморский флот овладел бы Проливами… Всё бы так и вышло, если бы только не предательство царя-батюшки! Согласитесь, тяжело это – спасать страну, когда ее правитель – изменник и слабак! Правда, большевикам это удалось. И не их вина, что семьдесят лет спустя нашелся еще один Иуда-идиот…

Маркус скинул куртку и встал рядом со мной, глядя за окно.

– Миша… – произнес он задумчиво. – А вам не кажется, что в грязных делишках Февраля явно наследил английский лёва?

– …А в восьмидесятых нагадил штатовский орёлик, – кивнул я. – Согласен. Все равно… Будь у нас в начале века сильный император, Россию удалось бы спасти. А рулил бы КПСС умный и волевой генсек, устояли бы и Советский Союз, и ГДР.

Вольф покивал, горестно поджимая губы.

– Вот это и лишает меня спокойствия! – в его мужественном голосе чувствовался надрыв. – Я должен был, обязан был противостоять измене! У меня не было лейб-гвардии, но «Боевые группы рабочего класса»[11] – были!

Маркус, как и я когда-то, путал времена, сопрягая грядущее с былым.

– Ага! – фыркнул я ехидно. – Чтобы потом немецкие дети проходили бы на уроках истории, как зловещий «Человек без лица» развязал в Германии гражданскую войну? Нет, Маркус, исправить что-то в будущем не получится, слишком поздно. Работу над ошибками нужно делать сейчас, вот в этом настоящем! Времени очень мало, но если хорошо постараться, можно успеть.

– Нужно успеть. – Вольф растянул губы во вздрагивающей улыбке, словно извиняясь за разгулявшиеся нервы.

Я замедленно кивнул, глядя на вечерний Берлин. В опадающей темноте зажигалось все больше окон. Их свет складывался и умножался, вычитая мрак.

Понедельник, 8 марта. Позднее утро

Сомали, Могадишо

«У всех праздник как праздник, – думал Ершов, выглядывая в узкое окошко, больше схожее с амбразурой, – только у нас вечный бой. И даже во сне покоя нет, сплошные догонялки со стрелялками…»

С четвертого этажа отеля «Аль-Уруба» различались белые дома, оттененные метелками финиковых пальм, желтые коробочки такси и картинка, не лишенная символизма – кафедральный собор с двумя башнями, зажимавшими главный портал напротив белокаменного карандаша минарета. Плоские верха соборных башен были оторочены зубцами и больше подходили замку, чем храму. На левой засел сиадовец с РПГ, а внизу, уткнув орудие в битый «Фольксваген», весело горел кубинский танк.

Гулко свиристя лопастями, закладывал вираж «Ми-24», прозванный летунами «крокодилом». Зависнув в наклоне, вертолет часто замигал злыми огоньками четырехствольного пулемета – крупнокалиберные пули хлестали, вычищая «гнездо» гранатометчика, копотя фонтанчиками пыли и ошметков.

– Манифико! – воскликнул Хорхе. – Трабахо бьен!

– Чистота – залог здоровья, – усмехнулся Григорий.

Мартинес рассмеялся. Он бегло говорил по-русски – учился в Союзе, и понимал советский юмор.