Целитель #05 - Пятилетку за три года!

– Попался, который кусался! – весело сказал Щукин. – Вставай, шпиён. Поигрался, и хватит.

Будто ниоткуда возникли оперативники, взяли «БОМЖа» под белы рученьки, приподняли…

– Я буду жаловаться… – пролепетал Гарбуз. – Мой папа…

– Папу с мамой ты еще долго не увидишь, – плотоядно ухмыльнулся Тихонов, клацая наручниками. – Лет двадцать как минимум!

Гарбуз сомлел, обвисая в крепком хвате оперов.

– Саня! – торжественно провозгласил оперуполномоченный. – Тебе партийное задание: берешь красную помаду и топаешь на проспект Добролюбова. На стене дома номер один дробь семьдесят девять рисуешь смачную «пятерку»!

Тот же день, позже

Ленинград, проспект Добролюбова

Синти то ли взаправду простыла, то ли притворяется. Скорее второе – та еще выдра…

«Все сам, все сам…» – удрученно вздохнул Лофтин, подворачивая баранку. В паре с Фолк он никогда не садился за руль. Не потому, что она стажер, а он – ого-го, просто не хотелось выдавать свой стиль езды. Если Синти увидит, как он водит – максимально аккуратно, соблюдая правила до запятой, – то сразу поймет причину. А язычок у нее, бывает, и раздваивается…

Да, он панически боялся советских gaishnikov. До холодной испарины не хотелось увидеть взмах полосатой палки, властно требующей остановиться. Понятно, что ничего-то ему не будет. Ну, проверят документы… Козырнут и отпустят. «Не нарушайте, мистер».

Но все это время его будет пожирать унизительный, липкий страх, подавить который не получалось. Вся его бравада, все эти смешки да шуточки – веселенькая маска, под которой скрывается бледное, искаженное лицо.

«Так и чокнуться можно, Дэнни», – нахмурился Лофтин, нежно тормозя на перекрестке, едва загорелся желтый.

Поморщившись, он мотнул головой, отгоняя тягостные мысли, и быстренько нашел, на что ему отвлечься. Дэниел злорадно усмехнулся, припомнив то мрачное уныние, из которого не выходит Фред Вудрофф. Он, помнится, крепко обиделся на Фреда в прошлом году – шеф умотал в Вашингтон, прикарманив его идею о Михе-самозванце. Да, все блестяще подтвердилось, вот только Фред никаких бонусов не заработал. Наоборот, Джек Даунинг упорно делает вид, что никакого Вудроффа не существует в природе. Еще бы! Такие планы лелеял человек! Небось видел себя в кресле… ну, если не вице-президента благословенных Штатов, то уж директора ЦРУ – точно. И вдруг такой oblom…

Да разве ему одному? И Фултон, и Колби, и сам президент такими словами Фреда поминают, что тому икается.

«Так тебе и надо, рыжая образина!» – мстительно подумал Лофтин, выворачивая на Добролюбова. Близко, близко уже…

Условное место «Добро». Ага! Пятерочка!

– О’кей… – прошептал Дэн, веселея.

«Ничего, Фредди… Жизнь – это качели. Посмотрим еще, кто вверх, а кто вниз! Будешь знать, как чужое тырить…»

* * *

Часом позже Лофтин отъезжал от больницы имени Боткина. Руки ходуном ходили, сердце колотилось где-то в области кадыка, а нутро сжималось так, словно кишки в узлы завязывались.

Зато контейнер от агента Немо полеживал под сиденьем, грея душу.

«Стакан бурбона на два пальца, – постанывал Дэн про себя, – кусочек хамона и сигару! Заслужил…»

Четверг, 11 марта. Ближе к вечеру

Первомайск, улица Ленина

Марина позвала с собой верных паладинов – Рустама с Умаром, и те обрадовались. Вон, до сих пор сияют…

– Хватит меня умилять, – улыбнулась девушка. – По местам! Умар, ты на правую сторону. Неторопливо топай ко Дворцу пионеров. Увидишь меня – продолжай движение, будешь лидировать.

– Есть! – сипло отозвался Юсупов.

– Рустам, ты – по левой, за Наташей. А я за тобой.

– Понял, – серьезно кивнул Рахимов.

– Всё, марш на исходные!

Оперативники неспешно покинули пустынное фойе спорткомплекса, и Марина вернулась в раздевалку.

Наташу Верченко было не узнать – в блондинистом парике, в тренировочном костюме и в кедах, обутых на теплые носки, она демонстрировала поразительное сходство со Светланой. Шевелёва всю последнюю неделю приучала наблюдателей к своему «вечернему наряду», вот только покидала она стадион в сопровождении целой толпы девчонок и мальчишек – не подкрадешься. А сегодня – замена.

– Как ты?

– Нормально, – выдавила Наташа.

– Цыц! – строго сказала гримерша. – Все лицо мне испортите!

– Мы больше не будем, – раскаялась Марина.

– Готово, – проворчала тетя Глаша, отходя и любуясь, как художник – удавшимся портретом.

– Куколка! – улыбнулась Исаева и торопливо добавила: – Молчи, молчи! Готова? Кивни!

Верченко тряхнула париком. Всегда готова!

– Выходишь, – инструктировала ее Марина, – шагаешь, не торопясь, по левой стороне улицы…

– Брать будем? – пробубнила Наташа, едва разлепляя губы.

– По ситуации. Начали!

Верченко быстро накинула шуршащую куртку из болоньи и вышла. Тетя Глаша незаметно перекрестила ее.

* * *

Наташа неплохо отыгрывала испуганную школьницу – руки засунуты в карманы, воротник куртки поднят, пугливо озирается, то прибавляет шагу, то почти останавливается, как будто раздумывая – а не рвануть ли обратно?