Долго высиживать и напрягаться Джеку не пришлось — щелкнула дверь, и вошел Первый Джентльмен. После инаугурации минуло всего два дня, но Рональд излучал спокойствие и бодрость, как будто избрался на второй срок.
— Добрый день, Джек, если позволите так себя называть, — легко поздоровался президент, перетягивая улыбку в угол мужественного рта.
— Я не против, сэр, — вытолкнул Даунинг.
Рейган повел рукой, указывая гостю на диван, и непринужденно расселся напротив.
— Актерствуя, вживаясь в роли, — доверительно заговорил он, — поневоле становишься психологом… Вижу, что вы раздосадованы и нервничаете. Понимаю. Поэтому сразу начну с главного… Я предлагаю вам возглавлять ЦРУ и дальше. Ну, по крайней мере, на весь мой первый срок!
Ошалевший разведчик не сразу ответил.
— М-м… — замычал он. — Довольно неожиданное предложение, сэр… Но я готов принять его. Только… А как же Кейси?
— О, не переживайте за Билли! — рассмеялся Рейган. — Работы хватит всем! Ага… — прищурился он. — Узнаю подозрительный взгляд завзятого шпиона! Вам непонятен мой выбор, Джек? Объясню. Знаете, какое кредо у мистера Кейси? «Задействуй негодяев, если хочешь быстро выполнить работу!» Знаете, я не лицемер, и понимаю, что за политику не берутся в белых перчатках, но гордиться собственной нечистоплотностью… Это уже перебор. Нет, я бы смирился с позицией Билла… если бы вы, Джек, не показали иной пример. Помните, как мы тут собрались втроем, и вы запросили отставки? Вы меня поразили тогда. Самим своим желанием — сохранить лицо Америки! Сидите, сидите… — упруго поднявшись, президент сделал два шага к балкону, и развернулся на месте. — Меня ругают и будут ругать — за жесткость, за непримиримость… А, не важно! Не важно, потому что всеблагой Господь на моей стороне, а я желаю народу Америки лишь блага! — помолчав, словно обдумывая это нескромное убеждение, Рональд спросил: — Кстати, Джек, а что там рвануло тогда, в Инджирлике? Что-то атомное?
— Хуже, сэр, — усмехнулся Даунинг. — Инверсия времени.
Президентский лоб изрыли морщины.
— Это как? Сгоревшая спичка снова горит — и делается целой?
— О, нет, сэр! Там всё куда сложней. Как мне объясняли наши физики… В общем, следствие не возвращается к причине. Просто какая-то часть атомов потухшей спички меняет знак — частицы становятся античастицами. И тут же — аннигиляция! Вспышка! Взрыв!
Напряженный взгляд Рейгана обрел колючесть.
— Русские это умеют, а мы — нет?
— Умеем, сэр, — весомо ответил директор ЦРУ. — В Аламагордо испытали инвертор… его подняли на самолете, и смогли обратить мишени — всякие списанные танки — на расстоянии в сорок миль. Было такое впечатление, что броня лопалась как пузырь, надутый из жвачки! Следующий этап — размещение инвертора на орбите. Из космоса можно будет мгновенно поразить любую цель на Земле, будь то корабль, бункер или ракетная шахта. Форд так и не решился, побоялся рвать договора о неразмещении…
— Я — решусь! — отрезал Рейган, и презрительно фыркнул: — Договора — это бумажки! Их соблюдают, пока это выгодно, а раз выгоды нет — рвут! Вот что, Джек… Пусть эти ваши физики напишут для меня доклад — так, чтобы я понял! — его губы изогнула хищная улыбка. — Трумэн грозил коммунистам атомной бомбой, а я их пугану инвертором времени. И удачи нам, Джек!
Я вышел из метро, чуть прихрамывая, но все равно, это куда лучше, чем ковылять с палочкой. Звездная внешность обеспечивала улыбки девушек, но зачем мне их жалостливые взгляды?
Хотя сейчас более-менее нормально. Боли миновали. В первую неделю я не мог разогнуть ноги в коленях, связки будто усохли, но ничего, разработал потихоньку.
Больше внимания требовали пролежни. Язвы на щиколотках я залечил, спасибо Сухову. А то сидеть мог, лишь подкладывая под зад надувной круг, но и эта неприятность миновала. Остался самый неприятный шрам на темечке, похожий на лысинку — тонкая розовая кожица затянула скальп, и волосы там не росли.
Я усмехнулся. Конечно, плешка для красавчика невыносима, но пережить можно. Пере-жить. Улавливаешь, звезда экрана? Коса смахнула всего лишь клочок шевелюры, но ты-то жив! И цел! Оба глаза лупают, обе ноги топают, обе руки хлопают в ладоши…
«Радуйся, придурок!»
Я с удовольствием измерил взглядом этажи высоток, выстроившихся вдоль проспекта. Утренний морозец скатился до нуля, а небо расчистилось от надоевших туч — в холодной синеве плескалось негреющее солнце. Картинка!
Прибавив шагу, я вышел к роддому имени Грауэрмана, серому четырехэтажному зданию. Обещал же своему «пузатику», что попадет именно сюда!
Второй день Рита лежала там, регулярно отзваниваясь, утром и вечером. Она бы и чаще болтала со мной, и дольше, но суровые медики отобрали у нее радиофон — санитария и гигиена прежде всего…
Я переступил порог соседнего дома в два этажа, обжитого врачами, и обратился к дежурной:
— А свидеться тут можно?
— Какая палата? — отрывисто поинтересовалась врачиня.
— Вторая.
— Фамилия?
— Гарина… Э-э… Жилина!
— К Жилиной нельзя!
— Ну, хоть глянуть… — заныл я, льстиво сгибаясь.