Целитель. Приорат Ностромо

Старший лейтенант госбезопасности выпрямилась.

— Я выполню оба задания, — ясно и четко выговорила она.

— А я верю! — просто ответил председатель КГБ. — Пей чай, а то остынет…

[1] Государственный комитет космических сообщений.

Глава 7

Четверг, 31 декабря. Вечер

Пенемюнде, Дюненштрассе

Елочку мы поставили искусственную, «made in China», с виду не отличишь от срубленной под самый корешок — каждая иголочка выделана. Одно было плохо — синтетическое деревце не источало лесных ароматов. Но тут мне повезло — строители расчищали площадку под будущий синхротрон, и бульдозер свалил старую пихту. Я, правда, извозился в смоле, зато приволок домой целый ворох колючих веток — вся квартира пропахла хвоей!

Праздник же…

…«Три грации» с Леей накрывали на стол в гостиной, а я кружил вокруг, как голодная акула. Потом женщины собрались наряжаться, но Инна строго наказала младшенькой:

— Папу не кормить!

— Очень надо! — гордо фыркнул я.

«Грации» в утешение перецеловали меня и, хихикая, удалились, а Лея зашептала жалостливо:

— Пап… Ты сильно кушать хочешь?

— Потерплю! — мужественно улыбнулся я.

Дочка обняла меня и прижалась.

— А Юлька уже не успеет, да? — вздохнула она.

— Соскучилась? — я погладил Лею по голове.

— Ага… Привыкаешь же к этой дуре, привязываешься…

— Совсем, что ли, дура? — усомнился я.

— Ну-у… Не совсем, конечно… Вот, додумалась же, наконец-то, в МГУ перевестись! Только зачем перед самым Новым годом поперлась, спрашивается? Сессия-то все равно в январе, я узнавала!

— Ну-у… — туманно завел я. — Заявление ректору написать, то, сё…

— Ага! — хмыкнула младшенькая. — Как будто после Нового года нельзя это сделать! Я ж говорю — дура. И с Антоном этим…

— А что с Антоном? — насторожился я.

— Ну, она ж его не любит! Я же знаю… Антон-то давно втрескался, а Юлька… Этой дуре с пятым размером просто нравится, что ее любят!

— Знаешь, Леечка, — заговорил я серьезно, — мужчине и женщине очень повезет, если их любовь взаимна… — тут мои губы повело в изгиб: — А что это ты там про размер говорила? Завидуешь?

Девочка насупилась, ладонью огладив платье на груди.

— Ну да… — неохотно признала она. — У меня-то никакого нет!

— Будет! — заверил я ее. — Лет через пять — точно.

— У-у-у… Так долго еще…

В дверь позвонили, и мы с Леей пошли открывать.

«Наверное, Ядзя опять Витька шлет, — подумалось мне, — за солью или чего у них снова нехватка…»

Обе створки распахнулись, впуская порыв свежего ветра, и, в облачке тающих снежинок, ворвалась старшенькая, сияющая и румяная.

— Привет, папусечка! — восторженно завопила она.

— Юлька! — младшенькая бросилась обнимать любимую «дуру».

— Привет, Леечка! Ой, осторожно! — Юля опустила на пол свою поклажу. — Папусечка!

Я с удовольствием целовал ее холодные щеки и теплые губы.

— Привет, Юльчик! Молодец, что успела!

— Ой, там такие очереди, такая суета! — тараторила старшенькая, быстро расстегивая шубку. — А автобус только до Вольгаста, а дальше я такси поймала…

Я повесил меховое изделие, машинально стряхнув набухшие капли с рукавов. Юлиус, пыхтя, стаскивала сапожки, а Лея присела на корточки и громким шепотом спросила:

— А тут… кто?

— Ой, я совсем забыла! — рассмеялась Юля, и отворила дверцу переноски. — Встречай!

— Коша! — запищала младшенькая. — Иди сюда, ки-иса…

Котяра боязливо вылез на голос, увидел свою «хозяйку», меня, мяукнул, словно приветствуя, и скользнул прочь пушистой тенью.

— Баба Лида еле отдала! — оживленно рассказывала Юлиус, укладывая шапочку на полку и поправляя волосы. — Боялась, что Коша не перенесет полета! Куда там… Наелся, и дрых всю дорогу!

— Теперь ему опять обнюхиваться! — радостно заголосила Лея, и захлопала в ладоши. — Хорошо-то как! Вот теперь мы точно вместе! Все!

— Миш, кто там? — донесся Ритин голос.

— Ма-ам, это я!

— Юлька!

Моя брюнеточка в шикарном — черном, с красным отливом — вечернем платье, будто сбежавшая с великосветского раута, ворвалась в холл. Мама с дочей обнялись и закружились, завертелись, пища и смеясь.

— Господи, — снисходительно фыркнула Лея, — три дня не виделись, а крику…

— Да! — счастливо выдохнула Рита, притискивая старшенькую. — Потому что я очень люблю мою Юльку!

— А папу? — ревниво осведомилась младшенькая.

— И папу! — весело рассмеялась моя любезная. — И тебя!

Тут в гостиную явилась Инна в обтягивающем белом платье с искрой, зауженном ниже колена и с весьма нескромным декольте. Закинув голые руки за голову, она поправляла заколку.

— Юлечка! — обрадовалась Хорошистка. — Вот здорово!

— Что, Юля приехала? — послышалось с лестницы, и в гостиную, изящно переступая туфельками на шпильках, спустилась Наташа. А впрочем, ей, облитой узким бирюзовым платьем с открытыми плечами, сейчас больше подходило знойное израильское имя Талия — если уж стройные Наташины бедра повторяли изысканную амфорную линию, то «горлышко» этой живой и теплой амфоры, казалось, можно было обжать двумя ладонями.

— Привет, Юлиус!

Хохоча, «тетя Наташа» с «тетей Инной» затеребили Юлю, дурашливо мутузя.

— Что, — жизнерадостно воскликнула Хорошистка, — папу не кормила?

— Не успела! — хихикнула Лея.