Целитель. Приорат Ностромо

Путы не сразу, но поддались. Марина, освободив руки, мигом завладела орудием труда, полоснув по узлу на ногах. Пять ударов сердца — и Векшин уже растирал запястья. А начохр сразу кинулась к радику. Нет, ей не показалось — крепыш сознательно оставил им связь!

— Не всё прогнило в здешнем королевстве! — ухмыльнулся опер.

Бегло улыбнувшись, «Росита» набрала Мишин номер.

— Алло! Алло! Миша? Это я! Панков нас…

Геннадий пригнул голову, чтобы слышать получше.

— Маринка! — в голосе Гарина узнавалось громадное облегчение, но и напряг позванивал. — Бегите! Сможете?

— Да! — выдохнул Векшин.

— Хватайте, угоняйте машину — и дуйте оттуда! Вы в самом эпицентре! Я скоро!

— Дуем! — вытолкнула Марина без тени улыбки.

Сунув «Теслу» в карман, она бросилась к окну.

— Третий… этаж! — запыхтела она, отворяя раму.

— Ну-ка… — опер подвинул начохра, и перевесился за окно. — Пустяки! — сипло доложил он. — Тут до пожарной лестницы один шажок… Зря я, что ли, паркуром интересовался?

Запрыгнув на подоконник, Векшин ступил на карниз шириной в полкирпича, оттолкнулся… Крик угас на Марининых губах — опер, кряхтя и постанывая от натуги, цеплялся за облупленные перекладины.

— Руку! — сдавленно обронил он. Укрепившись ногами на гудящей лестнице, держась за нее одной рукой, другую он протягивал «Росите».

Задохнувшись холодом высоты, женщина вылезла в окно — и шагнула, отчаянно цепляясь за крепкую мужскую длань. Слабость и нервическая дрожь запоздали, охватив Марину уже на земле.

— Ходу! — вырвалось у Векшина. — Там мой «уазик»!

Перебежать до угла, свернуть… Замурзанный, болотного цвета «козлик» скромно жался в сторонке от сверкавших лаком «Волг», «Вартбургов» и «Лад».

Мотор завелся с полоборота — и начохр с опером покинули обреченный НИИВ.

Там же, позже

Пост охраны на въезде в Щелково-40 я миновал, почти не снижая скорости. Сначала хотел дать газу — и снести шлагбаум, но передумал, ведь рядом сидел капитан 1-го ранга в парадном мундире.

И я со всей дури засигналил. Очумелая охрана забегала, мигом подняла полосатый брус, да еще и во фрунт тянулась, козыряя блеску погон…

— Етта… — хохотнул Вайткус. — Здорово ты их построил!

— Ивану спасибо, — улыбнулся я мельком, выезжая по асфальтированной дуге к проспекту Козырева.

— А-а! — смущенно поморщился капраз. — Хотел главкому представиться при полном параде, он это любит, да забоялся! Такое движение в Москве… А я права только на прошлой неделе получил! Опыта — йок!

— Но пригодилось же! — обронил я, поглядывая на дорогу.

По сравнению со столицей, в «сороковнике» царила размеренная провинциальная неспешность. Проспект почти пустовал, лишь вдалеке, у кинотеатра «Тахион», желтел коробчатый автобус, то ли «ЛиАЗ», то ли «Икарус».

— Етта… — заворчал Ромуальдыч. — Миш, а куда мы так несемся? Ежели шарахнет…

Я мотнул головой.

— Если шарахнет в «Дзете», то по нам ударит как бы джет — радиоактивный поток и вспышка… Ну, что-то вроде направленного ядерного взрыва! От института, думаю, вообще ничего не останется… Так только, круг остеклованного шлака, метров сто в поперечнике, вот и вся зона полного поражения…

— Едут! — неожиданно воскликнул Васёнок. — Это они!

Теперь и я заметил зеленый «уазик» — машинка неслась нам навстречу, обогнав давешний автобус, как стоячий.

Я замигал фарами, сбавляя скорость, и съехал на обочину.

«Точно они!»

Хрустя гравием и пыля, рядом притормозил «УАЗ». Пока улыбчивый Векшин вылезал из-за руля, Марина выскочила и бросилась ко мне — я схватил женщину в охапку.

— Миша… Мишенька… — лепетала она, и наконец-то дала волю слезам.

А я прижимал «Роситу» к себе, да перебирал картинки из прошлого. Нас так много связывало, но так и не связало до конца, как меня и Риту. А ведь если бы тогда, в Одессе, Маринка думала не о том, что я на семь лет младше ее… Да что об этом говорить!

Жизнь сложилась так, как она сложилась. Не во всем отвечая былым мечтаниям, но я доволен.

«Житие мое…»

Мысль еще порхала между нейронами, когда ноги уловили содрогание земли. Я замер.

Отсюда, с небольшого пригорка, я видел высотки впереди, парк, частный сектор вразброс — симпатичные коттеджи по Колмогорова, по Канторовича, по Александрова…

А в крайней точке, куда сходились два ряда многоэтажной застройки, куда утягивалась широкая лента проспекта, глыбился НИИ Времени. И было жутко видеть, как институтские корпуса распухали ярко-фиолетовым огнем, бледным отблеском адского пламени распада.

— Глаза! — каркнул я, прижимая к себе Маринкину голову, и лбом упираясь в ее плечо.

Наверное, бетон, стекло и сталь Института Времени на мгновенье заслонили безудержную реакцию деления, уберегая сетчатку. Я изготовился упасть под близкий раскидистый дуб, роняя с собой Маринку, но ударная волна не накатила.

«Дзета» уготовила нам катаклизм пострашнее. Мурашки забегали у меня по спине, стоило увидеть, как уцелевшие или рушившиеся корпуса НИИВ складываются вовнутрь, нещадно пыля, но и пыль, и стены — всё валилось в прорву!