О том же событии свидетельствует запись в дневнике В.Н. Буниной от 18 декабря 1922 г., интересная в том числе и с точки зрения комментирующего замечания к поведению и речи Бальмонта на этом вечере:
Встреча с «художественниками» удалась как нельзя лучше. Все было хорошо, если не считать того, что Бальмонт напился и дважды сказал бестактную речь — сначала на тему, что он первый создал «Чайку», а потом что-то насчет актера (Устами Буниных. Дневники И.А. и В.Н. Буниных и другие архивные материалы: В 3 томах. Т. 2 / Под ред. М. Грин. Frankfurt/Main, 1981. С. 102).
Чествование МХАТа воплотилось у Цетлина в данное стихотворение. Перечислены ведущие актеры и актрисы, основатели МХАТа: Ольга Леонардовна Книппер-Чехова (1868–1959); Мария Петровна Лилино (наст. фам. Перевощикова; в замуж. Алексеева; 1866–1943), имеются в виду ее роли в чеховских пьесах: Ани в «Вишневом саде», Сони в «Дяде Ване» и Маши в «Чайке»; Василий Васильевич Лужский (наст. фам. Калужский; 1869–1931), речь идет о его ролях — Шуйского в спектакле «Царь Федор Иоаннович» А.К. Толстого и Фокерата в «Одиноких» Г. Гауптмана; Александр Леонидович Вишневский (наст, фам. Вишневецкий; 1861–1943), в шекспировском «Юлии Цезаре» он сыграл роль Марка Антония; Иван Михайлович Москвин (1874–1946), говорится о сыгранных им ролях царя Федора Иоанновича в одноименном спектакле А.К. Толстого и горьковского Луки («На дне»); Леонид Миронович Леонидов (наст. фам. Вельфензон; 1873–1941); Георгий Сергеевич Бурджалов (наст. фам. Бурджалян; 1869–1924); Василий Иванович Качалов (наст. фам. Шверубович; 1875–1948); Лидия Михайловна Коренева (1885–1983); Константин Сергеевич Станиславский (наст. фам. Алексеев; 1863–1938).
Саше.
Окно. 1923. № 2. С. 118. В составе трехчастного цикла (второе стихотворение) «“Первая любовь” (Из цикла “Декабристы”)»; первое стихотворение — «Приезд» — включено в сборник «Кровь на снегу». Саше — ароматическая подушечка, наполненная смесью душистых веществ.Снег.
(Как последняя, третья, часть цикла.) Там же. С. 119.Гусеница.
Новый журнал. 1942. № 3. С. 163–164.«Что я унесу в своем сердце и с чем я уйду…»
Там же. С. 164.«Португальские сонеты» Елизаветы Баррэт Браунинг 1956
Книга переводов (совместно с И. Астровым) «Португальских сонетов» английской поэтессы Елизаветы Баррэт Браунинг (Browning) (урожд. Моултон [Moulton]; 1806–1861) увидела свет, когда Цетлина давно уже не было в живых (Нью-Йорк, 1956). Впервые «Sonnets from the Portuguese» были изданы поэтессой в 1850 г., и к моменту появления их русских переводов минуло сто лет. Составляющие книгу сорок четыре сонета представляют собой образец мечтательно-любовной лирики, к которой Зрелый Амари-Цетлин всегда испытывал внутреннюю тематическую и тональную тягу. М. Форштетер в отзыве на перевод «Португальских сонетов» на французский язык швейцарским поэтом и прозаиком М. Сандозом характеризовал их как
романтический венок, не раз пленявший воображение поэтов всего мира. Своеобразное сочетание пламенной любви — более нежной, чем чувственной, но все же проникнутой горячим дыханием страсти — с каким-то, почти мистическим, ощущением природы, отражение Космоса в кристальной влаге то радостных, то грустных слез, придают этим стихам напряженную, немного вычурную прелесть. В прелести этой, впрочем, есть и доля чисто женского (бессознательного) лукавства. Сорок четыре сонета, посвященные Елизаветой Баррет ее рыцарскому поклоннику, знаменитому Роберту Броунингу <так> (ставшему ее мужем), возвеличивая любимого, невольно превозносят и любящую[144]
…Возможным дополнительным стимулом для Цетлина как переводчика послужило то обстоятельство, что высоко ценимый и почитаемый им Рильке перевел все без исключения «Португальские сонеты» Браунинг на немецкий язык. Как уже отмечалось в послесловии, замысел Цетлина издать переводы английской поэтессы относится к давнему времени, к эпохе его первой парижской эмиграции, когда им было создано издательство «Зерна». Тогда этому замыслу не суждено было воплотиться.
Г.В. Адамович, написавший к книге переводов Цетлина и Астрова предисловие, обращал внимание на допущенные вольности, которые, по его мнению, были, с одной стороны, вынужденной данью несовместимости законов и феноменов английского и русского языков, а с другой, выражали совершенно сознательную волю переводчиков: