Целое лето

— Да нет, я различаю. Точно волк.

— Ладно. Итак, вы остановились, вышли из машины, осмотрели пострадавшего…

— При столкновении сработали подушки безопасности. Меня ею, кажется, контузило. Я думаю, что был без сознания какое-то время.

— Почему вы так думаете?

— Потому что подушка сдулась. Я очнулся, а она сдулась.

— Понятно. Итак, вы вышли из машины…

— Да. Я вышел, увидел, что у переднего колеса лежит человек, весь в крови, затащил его в салон и привёз сюда.

— Затащили в одиночку?

— Да.

— В нём ведь килограммов сто двадцать.

— Ну, я и сам не маленький…

— И всё равно…

— Ну а вы бы что, не смогли?

Наученный горьким опытом, Чубака просто повернул голову и посмотрел на сержанта. Начало сползать мокрое полотенце, он поймал его и придавил. Голова совершенно чужая. Полено, а не голова.

Сержант почему-то смутился. Он был того странного типа русоволосых, легко краснеющих мужиков, которые на поверку часто оказываются самыми бессовестными циниками.

— Ну, не знаю…

— Я, если честно, и сам не знаю, как его втащил, — сказал Чубака. — Как-то смог. Ну и всё.

— И не заметили дырок в боку?

— Вы же видели, какой он грязный… А, так вы же не застали его в начальном виде. Слой грязи в два пальца толщиной… я не преувеличиваю. В два пальца.

— Свежей грязи?

Чубака задумался.

— Пожалуй, что свежей.

— Тогда, наверное, в салоне…

— Не сомневаюсь.

— Подождите, я сейчас…

Чубака смежил веки. Тут же перед глазами возник медленный огненный водоворот. Будто рождалась вселенная.

Вернулся сержант.

— Пахнет тиной, — сказал он. — Мог он выбраться из речки?

— Откуда же я знаю, — сказал Чубака. — Берег там вроде бы позволяет.

— И больше вы ничего и никого не видели? Ни людей, ни машин?

— Людей не видел. Машины попадались навстречу… попутных не было.

— И стрельбы не слышали?

— Не слышал. Никаких подозрительных звуков.

— Странно всё это, — задумчиво сказал сержант.

Чубака промолчал.

— Ладно, я сейчас протокол заполню…

Раздался звук шагов. Появился Сергеев. Быстро подошёл к Чубаке:

— Анатолий Гаврилович, посмотрите сюда… — помахал у него перед глазами двуперстием, — язык покажите… Сознание теряли? Впрочем, всё равно. Люся, оформляй историю, диагноз: ЧМТ, сотрясение головного мозга, ушиб головного мозга под вопросом, ушиб мягких тканей лица, перелом носовой перегородки под вопросом. В хирургию, во вторую палату… что?

— Валентин Викторович, а как раненый? — спросил сержант.

— Феноменально, — сказал Сергеев. — Давление держит, а это сейчас главное. Железный старикан.

— Пули достали?

— Все навылет, — покачал головой Сергеев. — Похоже — подчёркиваю, похоже, — девять миллиметров. Ну и не «макаров», конечно. «Шмайссер», скорее. Стреляли в спину. Пока это всё.

— А когда?..

— Костя, — задушевно сказал Сергеев. — Сколько лет мы знакомы? Года четыре?

— Ну… где-то так.

— И я хоть раз такие прогнозы делал?

— Нет, Валентин Викторович.

— И сейчас не буду. Ну его на хер… извини, Люся.

— Ничего страшного, я эту букву знаю. Лечение сотрясному сами пропишите?

— Конечно. Где санитарьё?

— Наверху. Сейчас позову.

— Что они там делают?

— Я вам потом расскажу… — и убежала.

— Да я бы сам дошёл, — сказал Чубака.

— Поплюй, — сказал Сергеев. — Костя, заканчивай, больной уезжает.

— Сейчас, Валентин Викторович… вот. Вот тут напишите: «С моих слов записано верно…» дата, подпись. Только вы прочитайте сначала.

— Не могу, глаза режет.

— Давай я посмотрю, — сказал Сергеев. — Так… так… а почему «…неверно оценил дистанцию»? Ты чего хорошего человека под статью подводишь?

— Ну а как ещё написать?

Они заспорили, а Чубака закрыл глаза, откинул голову и почувствовал, что его качает на волнах. Всё, что происходило вокруг, происходило не с ним.

5.

Чубака проснулся от ритмичного скрипа. Сначала он подумал, что ему снится эротический сон, потом просто открыл глаза. Голова была тяжёлая, чугунная. Или бетонная.

Скрип прекратился.

— Здорово, сосед, — сказал кто-то рядом.

— Здорово… — хрипло отозвался Чубака и попробовал сесть. Со второй попытки это удалось.

На койке напротив сидел парень в очень короткой пижаме и огромных тапках. Левая его рука была до плеча обмотана толстым слоем бинтов — кое-где промокших желтовато-розовым.

— Я Слава, — сказал парень.

— А я Анатолий, — сказал Чубака.

— Сестра сказала, ты в аварию попал, — сказал Слава.

— Ага.

— И что если ты в умывальник наладишься, чтоб я тебя проводил.

— Да, наверное, надо сходить… сейчас, соображать начну…

— А меня, представляешь, волк погрыз, — продолжал парень, и Чубака понял, что он всё ещё на адреналине. — Волка кто-то сшиб машиной, ну а мы с племяшом подобрали. Привезли, значит, на двор, начали обдирать. А эта сволочь как вывернется… хорошо, я рукой успел закрыться. В горло целил, гад. И удрал… Не, ну ты представляешь?

— А племяш? — спросил Чубака.

— Племяша за сапог тяпнул, не прокусил. Не, ну ты представляешь?!

— Обнаглели, — сказал Чубака и потянулся за полотенцем. — Я вон тоже… в волка въехал. Пойдём, что ли?

— Пойдём.

И тут на тумбочке запел телефон Чубаки. Это была Алина.

— Привет, — сказала она. — Это я.

— Да, — сказал Чубака. — Я вижу. И слышу.

— Как дела?

— Голова болит. А ты?

— Нормально. Как он?

— Кто?