Целомудрие миролюбия. Книга третья. Миротворец

– Соглашусь, чудовищная ситуация складывается то здесь, то там, еще долго нам предстоит оплакивать те годы, которые ныне уже многие начали забывать. В то же время мы не хотим, чтобы и здесь произошло нечто подобное. Ваша деятельность безобидна в личностном плане, но в общественном…. – тут законник замялся, но затем выпалил. – Весьма вредна! Вы чересчур опрометчиво посягаете на чужие интересы, на отрасли, которые предоставляют государству некоторый пускай нестабильный, но доход. К тому же частные лица, заинтересованные в совершенствовании вооружения, точно не одобрят ваши будущие преуспеяния в ликвидации пункта прибыли. Вы, Михаил, идеалист, вы мечтаете построить совершенное нравственное общество, о котором мечтать не вредно, но увлекаться воображением не стоит. Не надо жить фантазией. Реальность такова, что всегда побеждает человек сильнейший.

– И там где недостает ума, практикуется увеличение мышечной массы. – иронично произнес Михаил, а затем продолжил говорить о другом. – Вы только что упомянули о совершенстве, которое произойдет после Воскресения. То будет единение с Богом. Я же грежу о более простом устройстве человеческом, я напоминаю людям об естественных добродетелях. Во мне самом нет желания кого-то ударить, либо причинить боль, я спокойно живу в мире со всеми, и оружие для меня бессмысленно. Почему вы считаете такое мировоззрение положительным, если оно во мне, но полагаете отрицательным, если, то мировоззрение примут многие?

– Охотно поясню. Такой общественный прогресс не отрицается нами, но он весьма долог, а в некоторых воинствующих кругах и вовсе признан невозможным. К тому же опасна не сплоченность народа вокруг одной какой-то идеи, опасны группы людей настроенные определенным решительным образом. Всегда найдутся несогласные с ними и тогда бойни не миновать. Потому вам не следует создавать объединения какой-либо направленности. Был у вас такой опыт в ваши студенческие годы, надеюсь, помните, чем всё это обернулось. – пригрозил Михаилу законник. – К реализации запрета вашей деятельности мы имеем некоторые претензии. Домашний арест есть самое уместное ограничение вашей мысли, и деятельности, который будет подан обществу как самовольное затворничество. Необходимо чтобы люди на некоторое время позабыли о вас. – здесь министр казалось, уже подустал от разговора. – С вами приятно вести диалог, Михаил, только вы напоминаете мне один литературный персонаж. “Карась идеалист”, кажется, так его звали. Не хочу думать о том, что ваши мысли вызваны из глубин сознания эгоизмом, причем на высоком уровне самосохранения. Вот вы печетесь о своем благополучии, намерены уничтожить оружие, чтобы оно вас не убило, отвергаете защиту родины, оправдывая свою трусость христианскими заповедями. Вы эгоистично о своей шкуре заботитесь, а не о людях. По крайней мере именно так я вижу. – по его лицу скользнула усмешка. – Надеюсь, прозвучало не чересчур обидно для вас. Впрочем, это уже не имеет никакого значения.

– Напротив, освободиться бы от груза бренного, но еще не время. Запомните, зло это отсутствие добра. Себялюбивый человек исполняет свою волю, человек благоразумный исполняет волю Божью. И раз я говорю о добродетели, раз я нахожусь здесь, вразумляя сановника в высоком чине, значит, исполняю свое предназначение, ради которого отвергаю себя, свое желание тишины и покоя. – ответил тому Михаил.

– Уверяю вас, с сегодняшнего дня этого покоя будет предостаточно в вашей жизни, все последующие месяцы вы пребудете в тишине. И от вашего поведения зависит, увеличиться ли срок вашего заключения, либо же останется в прежних числах.

– К сожалению, вы не услышали меня, и сделали вид, будто я говорю о чем-то пустом. У вас есть приказание, и вы ему следуете, ни шагу назад, ни шагу вперед, только исполнение и подчинение. Потому-то властители всех стран поклонятся тому злодейству, которое уже действует, но пока что явственно не показалось. Простые люди охотнее прислушаются к добру, ведь они зачастую бескорыстны и прямодушны. Именно для них мое послание о миролюбии. Для них я буду миротворцем. – на сим окончил свою речь Михаил, впрочем, и премьер-министр более не произнес ни слова.