Целую, Кощей (СИ)

Кощей (озабоченно, но не забывая об имидже): — Врезать ему хорошенько по почкам, чтоб не притворялся, а принимался за работу.

Калымдай: — Раздеть его догола, натереть солью и на горячем скакуне погнать по степи верст с полста, чтобы вся зараза потом в соль впиталась, а потом окунуть в колодец, чтобы и соль смыть.

Гюнтер: — А давайте я его раздену?

Аристофан: — Самогонки боссу в натуре с перцем, реально литр влить и обложить двумя толстыми бесовками, типа для обогреву.

Гюнтер: — А давайте я ему согревающий массаж сделаю и натру розовым маслом?

Маша: — А я читала в романе Шарля де Бугалон, что некоего рыцаря, вернувшегося в родные края из крестового похода с контузией в крайне тяжелой форме, такой, что он даже не узнавал свою возлюбленную, мадмуазель де… Молчу-молчу… Ох уж мне эти мужчины…

Михалыч: — А я от сейчас оладиками Федьке под носом повожу, он и не вытерпит, вскочит.

Лиховид Ростиславович: — А так и надо охальнику, чтоб над старыми людьми не издевалси!

Варя (через Машу и по большому секрету): — Поцеловать Федю надо… Нежно…

Гюнтер: — Давайте я поцелую?

Кощей: — Я в детстве постоянно гриппом болел. И ничего, работал же.

Баба Яга (в записке, переданной с вороном): — Клистир ему, паршивцу, из скипидара с хреном сделайти.

Гюнтер: — А давайте я с клистиром помогу?

Как я жив остался, не представляю…

Лечил меня дед, выгнав, слава богам, всех советчиков. Да и лечил-то мокрой тряпкой на лоб да чаем с малиной. И ведь помогло. Через пару дней я уже почти и не опирался на Дизеля, ковыляя в ванную. А когда во дворце стало известно, что я пошел на поправку, в Канцелярию посыпались со всех сторон поздравления и пожелания скорейшего выздоровления. Вот честно скажу: я тронут был. Даже тортик от нашей глабвух-кикиморы принял с глубокой благодарностью, пусть и сделан он был из болотного ила и украшен гнилушками вперемешку с дохлыми комарами, но ведь, от души же! Тортик, кстати, потом с удовольствием сожрал Аристофан.

А к концу недели я уже стал требовать нормальной еды. Достали меня эти каши с бульонами!

— Иван Палыч сказали, — строго заявлял дед, — что тебе, внучек мяса ну никак нельзя кушать. На от, каши гречневой с грибами. Я в её тебе сальца покрошил заместо мяса.

Зато выспался я… На неделю вперед!

Но всё хорошее, к сожалению, заканчивается и, когда Кощей опять переключил Дизеля на стандартный режим, будящий меня в шесть утра, а Михалыч подал к завтраку ветчину и стейки из осетрины, я понял, что мир действительно жесток и мне придётся опять впрягаться в работу. Одни садисты и изверги вокруг…

— Ну что дед в мире-то творится? — спросил я, без всякой жалости отодвигая пустую тарелку, на которой еще недавно лежала горкой молодая картошка, посыпанная зеленью и умеренно политая маслом.

— Охо-хо, внучек… — завздыхал дед. — Ты пока тут больным притворялся, делов-то накопилося для нашей Канцелярии и лопатой не разгрести.

— Чего это притворялся?! — возмутился я. — А там что в миске закрытой?

— А откудова я знаю, чего ты притворялси? — парировал дед. — А в миске — холодец. Только его без горчицы и хлеба никак нельзя есть. Да и то огурцом соленым закусывать надо. Будешь?

— Ты дед кого угодно уломаешь… Давай. И компотику плесни, пожалуйста. И вон тот бутерброд с грудинкой тоже подай, а? Жирная очень? Лучше сало? Не дед, давай сало потом, после холодца… Так что там за дела такие, что без меня никак с ними не справиться?

— Чёй-та не справитьси? Да легко, внучек. Только, ежели что не так пойдёт, на кого вину валить? От то-то же… Не трожь грудинку кому я сказал?! Не капризничай, Федька! Сначала холодец доешь.

— Сатрап ты, Михалыч. Деспот и тиран. Ну, дай бутерброд, а?.. И ты мне скажешь, наконец, какие дела накопились или мне у Маши узнавать?

— От она знает прям! Её от посла за уши не оттянуть до делов ли ей?.. Да на-на грудинку! Все нервы себе вымотаешь пока тебя покормишь… Только не говори потом, что сало уже пихать некуда!

— Дела, Михалыч. Какие дела?

— Никаких дел, внучек пока не доешь!

— Да Кощей с тобой дед, накладывай… Только давай одновременно. Я ем, а ты рассказываешь.

— А дела у нас, внучек, — наконец-то созрел дед, — всё те же — летательные. Никак наша Олёнка чертежи у Гороха упереть не может, но божится, что уже вот-вот.

— И всё?

— А тебе мало? Задание от царя-батюшки — это тебе не дело?

— Дело, конечно, только я думал уже сейчас куда-то бежать придётся, что-то решать…

— И придётси, внучек, если только ты еще не передумал своей Варьке помочь.

— Ну-ка, ну-ка, что там про Варю? — я заволновался и даже забыл на холодец горчицы ляпнуть.

— А ты про олухов ентих, её братцев, забыл что ли? — дед с удивлением глянул на меня.

— А про них что-нибудь выведали? Я же Аристофану задание давал…

— А как же! Всё как есть разузнали, — дед гордо выпятил вперёд бороду, будто сам шпионил за ними. — Только пока холодец не съешь, ничего не скажу!

— Ну, дед…

— От добрый я у тебя, Федька, даже сам удивляюсь… Ладно слушай.