Цемах Атлас (ешива). Том первый

На кухне он едва мог усидеть, у него не было терпения подождать, пока подадут еду. Вместо рубахи с галстуком носил на шее полотенце, чистое и белое. Он был усыпан вшами, и они казались еще заметнее на этом чистом белом полотенце. Один мальчишка-шутник даже намекнул на это словами из псалмов: «там пресмыкающиеся, которым нет числа, животные малые и большие»[121]. Каждый раз входя на кухню и выходя из нее, Шия-липнишкинец сталкивался в столовой младших учеников с Лейчей и таращил на нее свои злые косые глаза. Кухаркина дочь сразу же принималась покачивать боками и поводить локтями. Она делала это по привычке, а не для того, чтобы понравиться илую. Она даже не понимала, как человек с немытыми руками может быть большим ученым. Лейчу тошнило от липнишкинца.

Самым старшим из сынов Торы в ешиве был Йоэл-уздинец[122], холостяк лет тридцати пяти, с большим круглым лицом, низким лбом и сросшимися бровями. Йоэл-уздинец раньше учился в Клецке[123] и получил там прозвище Крепкая Голова. На его одежде не было ни пылинки, ни морщинки. Шляпу он носил круглую и выпуклую, с загнутыми вверх полями. Прежде чем засесть за святые книги, он надевал ермолку и очень осторожно, держа за поля, относил свою шляпу в какое-нибудь надежное место, где она не помнется и не запылится. В доме, в котором он жил в Клецке, хозяйка знала, что надо быть осторожной, проходя мимо кровати уздинца. Он сам застилал свою постель, подворачивая одеяло со всех сторон, чтобы на нем не было ни морщинки. Прежде чем отправиться спать, он с подозрением осматривал постель, не прикасался ли кто-нибудь в течение дня к покрывалу. Если же ему казалось, что кто-то прикасался, он плохо спал ночью. Вместе с еще одним ешиботником он выписывал из Варшавы религиозную газету. Однако Йоэл заранее оговорил с компаньоном, что будет читать эту газету первым. Если газета была помята, он не получал удовольствия от чтения.

Летними вечерами, когда ешиботники гуляли группами, уздинец гулял один-одинешенек с тросточкой в руке. Он ходил, задрав голову, размеренными шагами и напряженно, как солдат на параде. Ешиботники и чужие люди, проходившие мимо, удивлялись, как это человек может ходить такими тщательно отмеренными шагами, всегда поднимать тросточку и отставлять в сторону локоть одним и тем же образом, как машина или заколдованный глиняный голем. Разговаривал он громко, звучным, гулким голосом, но очень медленно. Когда кто-то о чем-то спрашивал его, он прежде всего отвечал:

— Погодите, погодите, не торопитесь, не говорите так быстро.

Так что никого не удивляло, что обладатель «крепкой головы» остался старым холостяком. Он слишком много раздумывал. Один раз он все-таки стал женихом, но через пару недель вернулся в ешиву и рассказал, что отменил сватовство, потому что из поспешности не получается ничего хорошего.

Йоэл-уздинец всеми силами старался избегать контактов с младшими учениками. Заметив во время прогулки их компанию, он останавливался и ждал, пока они пройдут мимо, чтобы никто из посторонних не подумал, что он тоже один из начинающих. Только однажды, после отмены сватовства, он поведал о своем тяжелом настроении одному уздинцу моложе себя, сказав, что его невеста была глуховата. Правда, его об этом предупреждали и раньше. Однако поскольку невеста слышала то, что он ей говорил, он подумал: «Мало ли что люди говорят!» Только после помолвки он заметил, что невеста слышит его, только когда он стоит рядом с ней, да и то из-за его обыкновения разговаривать громко; издалека она не слыхала его, даже если он кричал. Поэтому он и отменил сватовство. Позднее Йоэл сильно раскаивался в том, что доверился младшему земляку. Тот рассказал все другим, и над ним начали посмеиваться:

— Что тут такого, реб Йоэл, если невеста глуховата? Бывали законченные праведники, специально искавшие глухонемую жену, чтобы она не могла слышать злословия.

Уздинец решил уехать в Клецк, чтобы избавиться от насмешников и еще по одной причине. Еще мальчишкой он остался сиротой и воспитывался в грязном сиротском приюте, вынужденный ходить в рванине. Поэтому-то он и вырос с таким влечением к чистой постели и чистой одежде и с жаждой денег. Он жил очень бережливо и все время откладывал. Ешиботники всегда ходили к нему за ссудами и знали, что если уздинец упрямо морщит лоб и смотрит вниз, он не даст взаймы. Если же он морщит лоб и смотрит вверх, то даст. Он давал деньги взаймы и жил в постоянном страхе, что ему их не вернут. Именно из-за этого он и захотел уехать из клецкой ешивы, чтобы раз и навсегда избавиться от необходимости давать ссуды. В Валкениках его никто не знал, и он радовался, что никто не знает, что у него есть деньги. Однако со временем он понемногу сам себя выдал. Он знал наизусть все высказывания талмудических мудрецов по поводу денег и любил цитировать поговорки о важности капитала. При этом потирал друг о друга большой и указательный пальцы, будто отсчитывая монеты. Первым, кто догадался, что у Йоэля-уздинца есть деньги в узелке, был Йосеф-варшавянин.