Цемах Атлас (ешива). Том второй

— Я велел выгнать его! — реб Авром-Шая вошел в дом с криком и сразу же удалился к себе комнату, чтобы прилечь. Его сестра Хадасса смотрела через окно своей спальни на разговор во дворе. Теперь она вошла к брату и заботливо склонилась над ним. Хайкл тоже стоял здесь и со страхом смотрел на тяжело дышавшего ребе. Его нос, скулы, брови, уголки рта и усы дергались и дрожали.

Весь вечер и следующий день реб Авром-Шая лежал, скорчившись на своей лежанке. Он заглядывал в книгу и не видел букв. Подавленный тем, что ребе велел прогнать директора ешивы, Хайкл молчал и с тоской ждал дня возвращения в Вильну. Ему надоел этот заплаканный лес, надоело это затянутое тучами небо. Молочно-белые туманы лениво ползли вверх; серые, осенние облака медленно и мягкотело оседали и ползли на брюхе. Вдруг пошел густой косой дождь, резанул, как косой прошелся, и сразу же перестал. Даже когда дождя не было, с деревьев, заляпанных темнотой, беспрестанно падали большие свинцовые капли с потаенным вздохом грусти; даже если небо еще посветлеет, лето все равно уже кончилось.

Директор ешивы стоял за порогом с нетерпеливо-злым лицом заимодавца, которого заставляют ждать на улице. Хайкл пролепетал, что Махазе-Авром не может сейчас никого принять. Какое-то мгновение директор ешивы смотрел на него с удивлением, словно не веря, что виленчанин набрался наглости передать ему такой ответ. Он резко и грубо отодвинул ученика рукой и вошел в дом. Несмотря на дождливую погоду, Хайкл поднял воротник пиджака и ушел в местечко. Он был очень обижен на ребе за то, что тот вынудил его сказать директору ешивы то, чего его сестра и хозяйка дома не нашла в себе мужества сказать.

Цемах ожидал, что валкеникские евреи будут против него. Однако он не предполагал, что раввин может его предать, да еще и состроит жалостливую мину на лице, сообщая, что Махазе-Авром приказывает, чтобы он, Цемах Атлас, немедленно уезжал. Хозяин его квартиры, портной реб Исроэл, простонал то же самое, что и раввин, а реб Менахем-Мендл вообще избегал его. Цемах видел, как отступаются и те считанные обыватели, которые раньше поддерживали его. Но уезжать из Валкеников отвергнутым всеми! Этот дачник со смолокурни в начале лета тихо отдалил его от ешивы, а теперь еще и приказывает выгнать его? Прежде чем он уедет, он кое-что скажет этому ламедвовнику![93] Нежелание Махазе-Аврома принять его еще больше разозлило Цемаха, и он ворвался в комнату с криком:

— Вы велели меня выгнать из моей ешивы, но встретиться со мной лицом к лицу вы боитесь! Я жертвовал собой ради Торы больше, чем любой другой, больше, чем кто-то, пишущий некие сочинения и слушающий из своего угла, как молва о нем идет по всему миру. Кто вас избрал и назначил моим судьей? Как вы позволили себе судить прежде, чем выслушали и меня тоже? — Цемах уселся на скамью напротив Махазе-Аврома, как будто для того, чтобы подчеркнуть, что его не волнует, что он незваный и нежеланный гость.

Хозяин не выказал недовольства гостем и отвечал с унылым лицом, холодно и медленно: сожжением библиотеки директор вызвал осквернение Имени Господнего и опасность для ешивы.

— Библиотеку я сжег, потому что светские распространяли среди учеников яд ереси и возвели навет на липнишкинца, — Цемах обеими руками вцепился в скамью между своих расставленных коленей.

— Этим сожжением вы хотели удержать учеников от чтения светских книг и доказать, что липнишкинец невиновен? — реб Авром-Шая начал слезать с лежанки, глаза его горели. — Прежде всего вы должны были пойти в деревню, где произошла эта история, расспросить и выяснить все на месте. Если бы сделали это, то, может быть, на пару дней раньше узнали бы, кто настоящий виновник, и вам бы не пришлось сжигать книги. Однако вы не пошли в деревню и даже в самом местечке не провели никакого расследования. Вы надолго оставили ешиву на произвол судьбы и сидели в уединении, как будто вот-вот должны были получить какую-то новую Тору и вдруг выскочили с сожжением библиотеки! Наконец, вы еще и проявили героизм и рассказали с бимы, что вы это сделали — вы, глава ешивы и ее директор! Поэтому я не верю, что вы это сделали для того, чтобы спасти сынов Торы от чтения светских книг и чтобы вступиться за липнишкинца. Тот, кто является настоящим ревнителем во имя Царствия Небесного, приводит своими деяниями к самопожертвованию ради Имени Господнего, а не к его осквернению.

Реб Авром-Шая расхаживал по комнате, Цемах смотрел на него, морща лоб. «Действительно, почему я прежде всего не пошел в Декшню, чтобы расследовать это дело?» — спрашивал он себя и ответил вслух:

— Потому же, почему мне не нужны были доказательства того, что липнишкинец невиновен, это мог узнать любой, лишь взглянув на преследуемого ешиботника. Однако валкеникские обыватели как раз хотели, чтобы липнишкинец оказался виновным, чтобы он согрешил, потому что они не могут ему простить познаний в Торе и праведности. Именно по этой причине они в субботу утром не дали ему говорить в синагоге перед общиной.