Цена

- Послушайте-ка, господин Тарловский. Мое предложение чуточку иное, более оптовое, опять же, для меня более выгодное, но, прежде всего, оно более безопасное для капитана Фридриха Мюллера, а все так складывается, что ничья безопасность не может мне быть столь дорога, как безопасность Фридриха Мюллера. Я предлагаю следующий договор: я выпущу четырех арестованных и возьму по двадцать тысяч долларов за каждого, что вместе составляет восемьдесят тысяч долларов. Половину из них я отдам Краусу. Столь большие деньги его успокоят; при этом он будет подозревать меня только в желании заработать, но ни в каких заговорах в пользу абвера или в любой другой дерьмовой политике.

- Вы меня простите, герр капитан, но… но…

- Что "но"?

- Я… я не могу этого…

Мюллер поджал губы и стукнул кулаком по столу так сильно, что из перепльницы высыпалась часть пепла, а рюмки перепугано звякнули.

- Или четверых, или никого!

- Не знаю… - вздохнул граф.

- Чего не знаете?!

- Не знаю, хватит ли у меня драгоценностей, герр Мюллер…

- А я как-то удивительно спокоен, что хватит, - снова расслабился капитан. - Другой вопрос, хватит ли у вас желания платить за людей совершенно вам чужих, причем, людей без гербов. Тем не менее, я вижу шанс облегчить вашу участь. Ведь у каждого арестованного имеется семья, которая с охотой продаст последние башмаки, чтобы спасти своего. Свяжитесь с ними… Впрочем, что вы там сделаете, вопрос уже не мой. Мой вопрос - завтра расстрелять десять человек. Или повесить тот же десяток… Но я уверяю вас, господин Тарловский, что десять человек завтра будет расстреляно.

- Но без моего сына. Я готов дать за него…

- Никаких торгов, господин граф. Или четверо, или никто.

- Хорошо… - шепнул Тарловский. - Четверо…

- По двадцать тысяч президентов.

- Так.

- Да что это я несу, mein Gott! Четыре раза по двадцать тысяч президентов, это… это было бы восемьдесят тысяч однодолларовых бумажек! Целая телега! Будет достаточно восемьсот физиономий президента Франклина. Или тысяча шестьсот изображений президента Гранта. Лишь бы не мельче.

- Хорошо.

- Однако, к сожалению, это еще не все.

- Больше я уже не смогу!

- Денег больше я и не требую. Хотя, если бы я требовал - вы бы смогли, в этом, господин граф, я уверен. Дело кое в чем другом - в арестованных.

- Мы ведь определились, что я плачу за четырех!

- Это тоже не меняется. За четырех. Но вы, естественно, понимаете, граф, что я обязан наказать десть человек, а не шестерых - мне придется арестовать четверых других на место выкупленной вами четверки. Проблему выбора оставляю на вас. Сюда я вернусь в…

Он уставился на циферблат стоящих под стеной часов, маятник которых отмерял секунды, затем глянул на свои часы и уточнил:

- …в семь утра. У ваших часов замечательный бой, но они опаздываю на целых четыре минуты. Так что у вас восемнадцать часов. Завтра в семь утра вы вручите мне чемоданчик или сумку с портретами договоренных президентов и два листа с фамилиями пока что не договоренных избранников.

- А почему два листа?

- Я же говорил, что проблему выбора возлагаю на вас.

- Отбора людей, которых вы освободите, капитан!

- Двойного выбора, господин граф. В том числе - и отбора сменщиков. Вы дадите мне список четырех человек, которых я должен буду выпустить, и четырех, которых я должен буду арестовать. Думаю, это же ясно?

- Чтооо?!!!... - простонал Тарловский.

До него дошло, в какую трясину погрузило его желание спасти ребенка, что был ребенком женщины, которую он, граф, любил, которую смертельно обидел и которую вспоминал с чувством, желая тем самым выпросить у нее прощения этим актом спасения. Мысли путались, словно пьяные нетопыри. Какое-то внутреннее эхо цитировало отдающие эхом слова гестаповца: "… Выбора жестокого, коварного, убийственного…" Он спрятал лицо в ладонях. Тем временем Мюллер поднялся, обтянул китель, налил себе "на дорожку", выпил, взял фуражку и резюмировал:

- Итак, господин граф, все ясно. Четверых за четверых.

- Нет!

- Нет?... Ну что же…

- Я не могу этого сделать!!!

- Вольная воля, господин граф.

- Но вы хоть понимаете, Мюллер, чего…

- Капитан Мюллер!

- Прошу прощения, капитан Мюллер… Вы… вы хоть понимаете, чего вы от меня требуете?! Я, я должен буду указать вам людей, которых вы…

- Именно так. Людей, которые выживут, и людей, которые умрут, чтобы те могли выжить. И мне совершенно все равно, кого вы назовете. Можете указать на своего слугу, повара, конюха или на своих крестьян, ganz egal, лишь бы четверых за четверых. Как видите - это вопрос бухгалтерии, а не совести.

Сомкнутые каблуки издали деликатный, уставный стук, а слегка склоненная голова гестаповца дали понять, что он еще не утратил всего уважения к графу.

- До завтра, господин Тарловский.

Капитан был уже на полпути между столом и дверью, когда тишину взорвал крик хозяина:

- Да ради Бога же, герр Мюллер!!!

Тот остановился, обернулся и процедил: