Цена бессмертия

Через тридцать минут бешеной езды я вылетел за пределы мегаполиса на открытое равнинное пространство и понесся по прямому как стрела шоссе. Вдоль линии горизонта протянулась мерцающая нитка огней космодрома. Я покрыл расстояние до цели в считанные минуты, с визгом покрышек развернулся перед КПП и въехал на автомобильную стоянку.

Когда я выходил из машины, стоящий напротив автомобиль зажег фары. Яркий свет резко ударил по глазам. Я прикрыл лицо рукой и замер на месте. Фары потухли, и я услышал, как хлопнула дверца автомобиля. А потом раздался голос Ричарда:

— Привет, Дэн.

Я, стараясь не выдать удивления, ответил:

— Привет, Рич.

Он стоял в двух шагах от меня — в форменном одеянии сотрудника Генерального штаба: в темном костюме, при сорочке и галстуке. Но в руке держал ту самую потрепанную походную сумку, с которой отправлялся со мной на Рамзес–2.

Зачем он здесь? Со мной он лететь не мог, этот поступок означал бы конец его карьеры. Да и теперь майор Томпсон ничем не мог мне помочь т а м…

— Как ты здесь оказался, Рич? — стараясь не выдать тревоги, спросил его я.

— Я слишком хорошо тебя знаю, — с непонятным выражением — то ли осуждая, то ли одобряя — ответил он. — Макс Грипп позвонил мне сразу после того, как переговорил с тобой. А через десять минут меня вызвали в штаб.

— Решил по дороге на работу сделать небольшой крюк? — осведомился я. — Зачем, Рич?

Он подошел ко мне и опустил сумку на капот моей машины:

— Возьми с собой. Там бластер и бронежилет. Джентльменский набор.

Я облегченно засмеялся — все–таки сидела во мне глупая мысль, что Ричард захочет удержать меня силой! — и благодарно хлопнул его по плечу:

— Спасибо, друг! — И, отсмеявшись, сказал: — Только, ты же знаешь, там это ни к чему… Нет, не надо.

Он опустил голову, покачался на носках, а потом сдернул сумку с капота:

— Ну, как знаешь. Наверно, ты прав… Торнадо с собой не берешь?

— Нет. Пусть охраняет Музей. Он и так сослужил и мне, и тебе хорошую службу.

— Ну–ну, — неопределенным тоном сказал Ричард. Придвинулся вплотную и ткнул сжатым кулаком в мою кисть. — Тогда возьми это. Чем черт не шутит, пригодится.

Он разжал пальцы, и в мою раскрытую ладонь лег тяжелый цилиндрик.

— Что это? — Я поднес предмет к глазам. Он был с палец величиной, изготовлен из серебристого металла и имел по крошечному сенсору на обоих торцах.

— Антигравитатор индивидуального пользования, — хмуро сказал Ричард. — Только что разработали для спецвойск. Слямзил для тебя опытный образец. Сможешь прыгать, как на Луне. По стенам ходить. Мало ли что придется… Там сенсоры такие хитрые… Чем дольше на них палец держишь, тем сила тяжести в радиусе полуметра вокруг тебя меньше. Потренируйся по дороге, в звездолете. В общем… Больше ничем помочь не могу, — сухо завершил он.

Я ткнулся лбом в его плечо:

— Спасибо, Рич…

Он отстранился и легонько толкнул меня в грудь:

— Давай иди. И возвращайся.

Я попятился, прощально улыбнулся ему — он ответил скованной полуулыбкой и неуверенно взмахнул рукой — развернулся и быстро зашагал к воротам космодрома.

Мой Ланцелотт стоял там, где ему и полагалось: на линии Д. Стоял, выжидательно задрав тупой нос и устремив в черное небо иглы метеоритных пушек…

* * *

За трое суток, что я провел в гиперпространстве на пути к Империи Корсаров, у меня было достаточно времени на размышления. Я много думал, много вспоминал. Еще я много спал и видел много снов. Разных. Но чаще всего мне снились Лотта и Глэдис, всегда вместе. И всегда действующие против меня.

То они грезились мне в большом светлом зале, я стоял посреди него, а они — в диагонально противоположных углах, раздраженные, с раскрасневшимися злыми лицами. Они осыпали меня упреками, а я не находил ни доводов, ни сил, чтобы защититься от их нападок. То они уходили от меня по каменистой горной тропе к краю пропасти, я кричал в их спины, просил остановиться, и тогда они оборачивались и синхронно наводили на меня бластеры. Черные зрачки стволов озарялись ослепительными вспышками, и я переставал существовать. И просыпался в холодном поту.

Один раз они приснились мне другими — сбегали по шелковой траве пологого зеленого холма, босоногие, пропитанные солнцем, счастливые, с полевыми цветами в руках. Я ждал их внизу, но они не сумели достичь меня. На полпути их остановила и изменила какая–то страшная сила, я знал, что это сила Рута, но не мог понять, откуда он воздействует на них и как, почему он невидим и почему я не почувствовал его приближения. Он остановил и изменил их, и они отбросили цветы и молча, сосредоточенно и зло стали кидать в меня невесть откуда взявшимися камнями…

Просыпаясь, я объяснял себе эти сны работой собственного подсознания. Чувство вины перед ними, говорил я себе тоном профессионального психотерапевта, загоняемое заботами дня глубоко внутрь, ночью высвобождается и рождает в сознании подобные сны.

Но мне от этого было не легче. Тем более что вина моя «высвобождалась» не только ночью, но и днем. «Заботы дня» не могли подавить ее.