Цена бумажной морали (СИ)

«Есть бляди, как люди», придерживалась она этой теории, не желая ничего и никому объяснять.

Ей было плевать на слухи и прочие нелепости, что лепетали обитатели публичного дома. Просто когда-то и она бывала на месте Эмили, и ей тоже некому было помочь. И дело вовсе не в материальной помощи, или разрешение проблем. Иногда достаточно просто вместе помолчать.

Лорна заботливо подтыкала одеяло, дабы согреть ее холодные ноги. Женщина прилегла рядом, накрывшись вторым одеялом. Она просто прикрывала спину Эмили, создавая той ощущение уюта и покоя. Просто чтобы постараться согреть ее холодное сердце.

Пусть ее называют чудачкой. Тем, кто не был на их месте этого не понять.

А по пробуждению, женщина заваривала «малышке» горячий чай с круассаном. Любезно подавая на кофейный столик у окна.

Чтобы Эмили не мерзла, женщина надевала на нее шерстяные носки, что сама связала, а на плечи накидывала старый кардиган. Он был весь в катышках от носки, потому что был настолько старым, что принадлежал еще ее покойной матушке. Ни одни они прятались в нем как в коконе от всех ударов этого мира.

Так же в тишине они завтракали, глядя в окно, что открывало вид на проспект. По улицам бежали люди, спеша на работу или учебу. У всех них были свои заботы, им не было дела до какой-то там девчонки, которой по статусу не положено даже приближаться к подобным местам.

А потом Эмили умывалась, делала легкий макияж и одевалась. Пасмурное утро развеивало вязкий флер ночи, возвращая обоих к жестокой реальности.

— Там сегодня холодно, — вдруг произнесла Лорна.

Эмили молча кивнула. При свете дня, она испытывала стыд и смущение за вчерашнее. Но женщину это не пугало и не смущало вовсе, в ее жизни бывало и не такое.

— Останься в них, — проститутка указала на носки собственной вязки.

— Это лишнее, — проглотила подступающие слезы Эмили.

Непривычно было ощущать заботу от человека, который даже имени твоего не знает, которому ты платишь за странную услугу.

— Это не подарок, — фыркнула Лорна. — Постираешь и в следующий раз принесешь.

Разумеется это был подарок. Просто своим «это лишнее», она оскорбила женщину. Ночная бабочка была искренна с ней, и правда не хотела, чтоб девчонка замерзла. Ей не было жалко носков, она таких еще десять пар свяжет. Лорна проявила заботу. Просто к человеку, который ей никто, но которого так искренни жаль, которому она соболезнует. Самое лучшее, что она может для нее сделать, это побыть в этой роли «мамочки», в которой так нуждается Эмили.

— С чего ты взяла, что следующий раз будет? — надменно спросила Сазерленд.

— Я это чувствую и вижу в твоих глазах, — ответила женщина, глядя в горизонт. — Я знаю эту боль, у нее нет срока годности.

Эмили поспешила одеться, чтоб не проявить эмоций вновь. Она суетливо натягивала пальто, укутывая голову шарфом. В носках все же осталась. Зачем? Чтобы сохранить суррогатное тепло прошедшей ночи, когда в бреду лихорадки ей казалось, что это ее мать Джулия прижимает ее к своей груди. Будто Джулия держит ее на руках, защищая от всего этого мира, от боли, что причиняет ей ненормальная любовь Райли, от издевательств отца, что останутся в памяти навсегда. Будто Джулия так заботливо укутывает ее одеялом и сидит с ней пока она не уснет, как делает это она сама со Скай.

А затем она уходила.

В этот раз, преодолевая стеснение, Эмили произнесла «спасибо». Как только что спасенный утопающий. Сверх вчерашней оплаты, Сазерленд оставила на тумбочке при входе щедрые чаевые.

В любой другой ситуации, Лорна была бы рада подобному жесту от клиента. Но в этот раз все было совсем не так.

Ей было противно. Чаевые оставляют за хороший секс, за улыбку и отсутствие недовольной рожи, грубо говоря за актерский талант, когда проститутка ведет себя так, будто ждала тебя всю жизнь.

Но с Эмили было по-другому. Лорна вела себя абсолютно искренне. Эти деньги, сверх оплаты ей не принадлежат. Она все делала по доброй воле и от души. Она взаправду жалела Сазерленд, не считая это услугой за оплату.

Женщина даже не прикоснулась к деньгам.

Она допивала чай, погрузившись в мысли. Без ревущей девчонки, что в припадке лихорадки пару раз назвала ее «мам», тут стало пусто. Она унесла часть своей боли с собой, а часть осталась у Лорны. Что ей теперь с ней делать? Кому ее подарить, обменять, отдать за даром?

А ведь нашелся тот, кому эта боль нужна, да не за просто так, а за плату. Который оплатил дорогую по их меркам цену, чтоб забрать ее. Но все Лорна не отдала, оставив часть боли себе. На память. Как дань уважения. Как доказательство присутствия Эмили в ее жизни.

Джон Шелби жаждал подробностей. Он их получил сполна. То беспокойство, с которым он сюда шел и слушал все это, теперь приняло другую форму. Оно клубилось и пульсировало, превращаясь в гнев и злость.

Впервые увидев Эмили, Джон сразу заметил нечто такое в ее глазах, что запало слишком глубоко. Он понимал, что такие глаза содержат тайну, возможно нечто большее.

Выслушав Лорну, он сопоставил все увиденное. Это объясняло то украшение на ее шее с крупными камнями, и бесконечно прикрытые руки в складках платья.