Цена Империи

Всякий, знавший Максимина Фракийца, мог бы сказать, что новый наместник позаимствовал метод воспитания вороватых чиновников у своего бывшего командира. Правда, Максимин предпочитал предварительно расплавлять серебро… Впрочем, какая разница, ведь прокуратор Гельмий все равно умер.

Утром нафаршированный серебром труп прокуратора был выставлен на всеобщее обозрение, а Черепанов, оставив своего легата решать текущие вопросы, поехал в ближайший военный лагерь. К обеду первый из сирийских легионов — Шестнадцатый Клавдиев, с префектом которого Черепанов был знаком лично и не одну чашу вина выпил еще во время войны с алеманнами, — признал легата Геннадия своим верховным командующим… Так что, когда вечером того же дня Черепанов спустился к ужину в один из триклиниев дворца, настроение у него было превосходное… Но совсем недолго. И испортила его жена грозного наместника Сирии…

— Я не возлягу за стол вместе с этой женщиной! — заявила Корнелия, вытягиваясь стрункой и гордо выпятив патрицианский подбородок. — Больше никогда!

— Та-ак… — В сознании Черепанова моментально возникли самые мрачные предположения. — Вы что, поссорились?

— Я никогда не унижусь до ссоры с этой!

Черепанов взял двумя пальцами круглый подбородок жены:

— Ну-ка, что она тебе сказала?

— Она мне ничего не сказала! — Голос Корнелии дрожал от гнева. — Я… Я обращалась к ней, как… Как к равной! Я — праправнучка императоров…

— Внучка! — перебил Черепанов. — И дочь. Императоров.

Корнелия вздрогнула, словно Геннадий ее ударил, оттолкнула его руку.

— Кора, я хочу знать, что случилось? — строго произнес Черепанов. — И лучше я узнаю об этом от тебя.

— Какая разница! Можешь спросить кого угодно! В Антиохии это известно каждому… Каждому… А я… Какой позор!

— Проклятье! Ты мне скажешь, в чем дело или нет! — рявкнул Черепанов так, что качнулась тонкая ткань в оконных проемах и серая кошка, спавшая в кресле, недовольно дернула ухом.

— Анастасия Фока — гетера! — выпалила Корнелия.

— Ф-фух… — Геннадий вздохнул с облегчением. Он уж начал думать… — Гетера. Ну и что?

— Так ты знал?

— Конечно, знал. Алексий мне все рассказал в первую же нашу встречу.

— И он — знал?

— Ну разумеется. Когда они встретились, она была одной из жен германского рикса. Алексий полюбил ее и забрал.

— И он взял ее в жены? Вы… Вы действительно варвары!

Черепанов мог бы сказать, что они-то как раз не варвары. Что по готским законам женщину, однажды ставшую наложницей-тиви, никто не сделает законной женой.

Но он сказал другое.

— Слушай меня очень внимательно, — произнес он строго. — Я говорю это один раз. Больше повторять не буду. Кем бы ни была раньше Анастасия — это никого не касается. Она — жена Алексия, а Алексий — мой друг. Мой самый надежный друг в этом мире. Этого достаточно. Но это не всё. Я с большим уважением отношусь к этой женщине. У нее есть ум и воля. Она знает, что такое честь… (Корнелия фыркнула.) Помолчи! Я тоже знаю, что говорю! Ум и честь. И еще я знаю, что она предана своему мужу и готова была отдать за него жизнь. Я очень надеюсь, что тебе никогда не придется пережить то, что пережила она… Я сделаю все, чтобы этого не случилось. Но я требую от тебя не просто лояльности, но уважения к этой женщине. Заслуженного ею уважения. Со временем ты поймешь, что это так, а сейчас просто поверь мне и все. Ведь ты мне веришь, так?

Корнелия, помедлив, кивнула. Вспышка мужа ее ошеломила. Никогда он не говорил с ней так.

— И еще запомни пожалуйста: честь и достоинство жены моего друга Анастасии Фоки имеют к нам, ко мне и тебе, самое прямое отношение. Мы будем править этой провинцией совместно с Алексием. Его жена уже оказала нам немалую помощь, потому что она знает здешний народ намного лучше, чем я и мой друг. И она будет помогать нам впредь. Так же как и ты, я надеюсь. Мы все должны держаться вместе, вот так! — Черепанов сжал кулак. — Иначе мы погибнем. Как погибли твои близкие. И если ты не хочешь, чтобы твое изуродованное тело выбросили псам, ты должна запомнить: Алексий и его жена, ты и я, мы теперь — одна семья. Так что, если кто-то в твоем присутствии оскорбит жену легата Алексия, он оскорбит и тебя, и меня. А этого мы с тобой никому не должны позволять. Так что, если ты не сможешь сама наказать оскорбителя, — скажи мне. И я велю Скулди вырвать паршивый язык. Ты поняла?

Корнелия кивнула. Губы ее дрожали, глаза блестели…

— Вот и умница. — Геннадий обнял ее, поцеловал. — Ты очень красивая, — шепнул он в мягкое ушко. — Красивее всех женщин на свете. И я тебя люблю. А сейчас пошли ужинать… Это был слишком долгий день, и мне не терпится побыстрее закончить его… Угадай как?

Глава тринадцатая, в которой Геннадий Черепанов вспоминает свое прошлое и размышляет о мрачной доле имперского наместника