Цена нелюбви

Безумно пытаясь возродить стремление к запасному варианту, я вспомнила тот вечер, когда ты застрял в бесплодной глуши — бесплодной,не это ли «завело» меня? Однако опрометчивое решение того майского вечера было иллюзией, да, я приняла решение, но приняла его задолго до того, когда запала на твою простодушную американскую улыбку, твою душераздирающую веру в пикники. Я, вероятно, устала исследовать новые страны; со временем еда, питье, цвета и деревья — сама жизнь — теряют свежесть. Даже если блеск жизни померк, это все равно была жизнь, которую я любила и в которую дети легко не вписывались. Единственное, что я любила больше своей жизни, — Франклина Пласкетта. Ты желал столь мало; был только один дорогой подарок, который я могла тебе подарить. Как я могла лишить тебя того счастья, которое видела в твоем лице, когда ты поднимал визжащих дочек Брайана?

Поскольку мы не могли задержаться за бутылкой вина, то отправились спать рано. Ты нервничал, сомневался, можно ли нам заниматься сексом, не повредит ли это ребенку, и я немного рассердилась. Я уже чувствовала себя обманутой, как принцесса на Горошине. Я действительно хотела заняться сексом впервые за несколько недель, ведь наконец мы могли трахаться, потому что хотели этого, а не для того, чтобы завести потомство. Ты неохотно согласился. Но ты был уныло нежен.

Я надеялась, что мое раздвоение чувств исчезнет, однако противоречивое ощущение лишь обострялось, и приходилось хранить его в тайне. В конце концов я должна была очиститься. Думаю, раздвоение не исчезало, потому что было вовсе не тем, чем казалось. Это неправда, что я испытывала «двойственность» по отношению к материнству. Ты хотел ребенка. Для равновесия я не хотела. Сложенное вместе, это казалось двойственностью, и, хотя мы были превосходной парой, мы не были одной и той же личностью. Я так и не приучила тебя любить баклажаны.

Ева

9 декабря 2000 г.

Дорогой Франклин,

Я знаю, что написала тебе только вчера, но хочу отчитаться о поездке в Чатем. Кевин пребывал в особо воинственном настроении. С места в карьер он обвинил меня:

— Ты ведь никогда не хотела меня, не так ли?

До того, как его изолировали, будто кусачего домашнего любимца, Кевин не испытывал желания спрашивать меня о себе, и я восприняла его вопрос как многообещающий. О, он задал его в тревожном унынии, когда метался по своей клетке, но бывает такое состояние, когда скучно до помешательства.Чтобы так целенаправленно разрушать мою жизнь, он наверняка понимал, что она у меня была. И теперь он еще понял, что у меня есть сила воли, мол, «я решила иметь ребенка и подавила желания, которые могли помешать его появлению». Этот проблеск интуиции настолько противоречил медицинскому диагнозу «ярко выраженная неполноценность», что я почувствовала: Кевин заслуживает честный ответ.

— Я так думала. А твой отец, он хотел тебя... отчаянно.

Лицо Кевина выразило вялый сарказм, и я отвела глаза. Наверное, я не должна была упоминать твое отчаянное желание. Лично я его любила; лично я пользовалась твоим неутолимым одиночеством. Однако детей, должно быть, такая жажда тревожит, и Кевин обычно понимал беспокойство как презрение.

— Ты думала, что не хотела,— сказал Кевин. — Ты передумала.

— Я думала, что необходима перемена, — сказала я. — Однако никто не жаждет перемен к худшему.

Кевин явно почувствовал себя победителем. Годами он пытался вывести меня из себя. Я оставалась невозмутимой. Представление эмоций фактами — как оно и есть — слабая оборона.

— Материнство оказалось труднее, чем я ожидала, — пояснила я. — Я привыкла к аэропортам, морским видам, музеям. И вдруг я оказалась взаперти в одних и тех же комнатах. С «Лего».

Он улыбнулся. Уголки губ безжизненно приподнялись, словно их потянули крючками.

— Но я сменил направление, чтобы ты не скучала.

— Я думала, что придется вытирать рвоту, печь печенье на Рождество. Я не ожидала... — Кевин с вызовом посмотрел на меня. — Я никак не ожидала, что просто формирование привязанностик тебе, — я попыталась сформулировать это как можно дипломатичнее, — будет такой тяжелой работой. — Я вздохнула. — Я думала, что это приходит без принуждения.

— Без принуждения! — язвительно ухмыльнулся Кевин. — Просыпаться каждое утро — это не бывает без принуждения.

— Теперь нет, — печально согласилась я. Повседневный опыт Кевина сошелся с моим. Время сползло с меня, как линялая шкура.

— Тебе никогда не приходило в голову, что, может быть, я не хотел тебя?— лукаво спросил Кевин.

— Никакие другие родители тебе все равно не понравились бы больше. Чем бы они ни зарабатывали на жизнь, ты считал бы это глупым.

— Путеводители для желающих прокатиться по дешевке? Поиски очередного забора для рекламы «джипа-чероки»? По- моему, глупее не бывает.

— Вот видишь? — взорвалась я. — Скажи честно, Кевин, а ты сам себя хочешь? Если есть на свете справедливость, то однажды ты проснешься и увидишь в колыбели рядом со своей кроватью себя самого!