Золотой день рождения: девятнадцать лет девятнадцатого числа.
Это разгар её юности, но Гермиона уже видела столько, что хватило бы на полторы жизни. Может, даже на две. Меланхоличное настроение подталкивает остановиться и обдумать все события, которые привели к текущему моменту, но Гермиона не может тратить время на то, чтобы предаваться фантазиям. Ей нужно оставаться в реальности.
Мадам Помфри провела полное обследование, когда Кингсли отправил к ней Гермиону. Её тело было повреждено минимально; зелья, которые вовремя дал Малфой, помогли. Разум же… был изранен, но не сломлен.
Гермиона смогла взять себя в руки. И готова была действовать.
Она цеплялась за возможности помочь, поучаствовать, сдвинуть всё с точки, в которой они оказались из-за войны. С возбуждением она ждала новую информацию от Малфоя.
Несмотря на поздний час, Гермиона отбрасывает сон и застывает в знакомой гостиной. Малфой выглядит хуже, чем обычно. Придирчиво осмотрев его побледневшее лицо и напряжённую фигуру, вместо приветствия она спрашивает:
— Что случилось?
Он вздыхает с толикой раздражения и сбрасывает мантию, но не торопится сесть, застыв напротив Гермионы.
— Операция в Гластонбери пошла не по плану. У меня был долгий день.
— И ты решил продолжить его в моём обществе?
Подозрительный взгляд — вся его реакция на её провокационный вопрос. Он молчит, разглядывая её дольше положенного, и лишь пожимает плечами.
Возможно, Малфой позвал её, чтобы они оба смогли отдохнуть, но Гермионе не до этого. Она измучена, но не может отвлечься от своих размышлений. Эмоции слишком сильные и переплетаются внутри, стимулируемые воспоминаниями, которые резкими вспышками возникают в голове.
Гермиона не уверена, что хочет оставаться с Малфоем этой ночью, и готова сказать ему об этом, но он опережает её.
— Ты выглядишь злой, — замечает он слегка устало и переступает с ноги на ногу.
— Что? — Гермиона хмурится.
— Все эти дни ты была расстроена, но сегодня ты выглядишь злой.
Это верное наблюдение.
Она мучилась, горевала и не могла смириться с тем, как поступила. Случившееся подорвало её уверенность в себе. Чарли остался вечно саднящей раной на сердце.
Томительное чувство вины, отчаяние, страх и отголоски боли от Круциатуса образовывали смесь, разрушающую психику. Но Гермиона не могла страдать слишком долго.
Она не могла плескаться в разочаровании и в горечи, ей нужно было обработать все эмоции, трансформировать их и двигаться дальше. Так тоска превратилась в раздражение, а чувство вины — в решимость всё исправить.
Это в её духе: то же произошло в годовщину смерти Дамблдора, когда Малфой не предупредил их о нападениях. Она боялась и грустила, а после сорвалась.
Теперь же Гермиона продолжала винить себя, но кроме этого — попросту разозлилась. И ярость подталкивала её искать ответы и пути. Но пока ничего не находилось.
Она кивает, соглашаясь с Малфоем, и поясняет:
— Мы совсем не продвигаемся: Гарри с Роном так ничего и не обнаружили, ты ничего не узнал, я ничего не придумала, — Гермиона морщится, нахмурив лоб; веки трепещут, когда она на мгновение жмурится. С трудом сдерживаясь, чтобы не стиснуть кулаки, она добавляет: — И все сражения, в которых мы участвуем, никак не влияют на расстановку сил.
— Да, последнее время ваши успехи вызывают сомнения, — роняет Малфой, и это злит ещё сильнее.
Гермиону передёргивает, и в голове проносятся ядовитые слова, но, сдержавшись, она говорит:
— Кингсли вызывает Гарри и Рона обратно.
Она складывает руки на груди; Малфой кивает:
— Это разумное решение. Если Поттер — единственный, кто в конце концов может победить Лорда, лучше уж держать его в безопасности. — Склонив голову к плечу, Малфой снова смотрит на Гермиону внимательно и изучающе. — Они совсем ничего не нашли?
— У них есть идеи, — расплывчато сообщает Гермиона.
Ей не нравятся их идеи, она с ними не согласна. Гарри писал, что видел несколько видений, но в них не было ничего конкретного по поводу портрета.
Они все ходили по кругу.
Снова и снова.
— Знаешь, о чём я думаю? — вдруг спрашивает Гермиона.
— Знаю, — невозмутимо бросает Малфой, чуть поджав губы. — О безумном количестве вещей одновременно.
Он неопределённо взмахивает рукой в воздухе. Гермиона сердито щурится.
— Мне не даёт покоя мысль, что делать крестраж из портрета — это чертовски странно.
— Лорд вообще славится странным выбором в этой области, — Малфой слегка ухмыляется и приподнимает правую бровь. — Почему бы ему не создать крестраж из какого-то обыденного предмета? Нет же, он постоянно выбирает что-то заметное.
Гермиона неожиданно для себя не сдерживает ответного смешка:
— О да. Нам как будто даже везёт с этим. — На мгновение она позволяет губам изогнуться, но тень тут же пробегает по лицу, и, вздохнув, Гермиона продолжает мысль: — Но я думаю, что сейчас мы не правы. Мы ходим вокруг да около, но что-то не вяжется… — она вздыхает и поясняет: — Я говорила, что он выбирал важных, заметных людей. Но что, если он всё-таки поменял стратегию в этот раз?
— Думаешь, он отправил бы отца за каким-то неважным портретом?
— Он мог бы… Чтобы поиздеваться.