Цена памяти (СИ)

В тот же миг идея присесть сразу кажется Гермионе почти гениальной, так как она не уверена, что устояла бы на ногах. Она морщится, пока Малфой потирает лоб с болезненным выражением лица.

— Не суетись так, Мерлин, Грейнджер, — он прикрывает глаза. — Я тебя проведу.

— Проведёшь? Ну конечно, может быть проводишь под руку? — беззлобно ворчит она, раздражённая отсутствием мгновенного успеха.

Малфой тихо цокает языком.

— Я покажу тебе нужные воспоминания, тебе нужно лишь следовать за ними и запоминать. Не пытайся прорваться сама.

Гермиона глубоко вздыхает.

Взмах палочки, и она снова погружается в его сознание, и в этот раз Малфой не позволяет ей своевольничать, сразу выстраивая стены. Гермиона напрягается, но удерживает внимание. Постепенно всполохи вокруг замедляются и выравниваются, образуя конкретное воспоминание.

Она стоит на пороге старинного особняка.

Вот так. Кажется, получилось.

«Поместье большое, так что нам потребуется какое-то время», — слышит Гермиона.

Мерлин, этот голос, он у неё в голове?

Нет же, это она — в его.

Гермиона вздрагивает от осознания: она слышит мысли Малфоя. Может ли она слышать всё, о чём он думает? А если он может слышать её? Если он проникнет к ней в разум? Если он уже там, а она не чувствует, потому что слишком отвлечена, и…

«Грейнджер, я чувствую твою панику», — раздаётся голос; Малфой звучит напряжённо и измотанно.

Она судорожно вздыхает и пытается расслабиться.

Потому что на самом деле в этом нет ничего страшного. Да, она в его голове, но просто посмотрит воспоминания, пролистает их как страницы книги, знакомясь с поместьем. Ей нужно успокоиться и сосредоточиться, чтобы всё запомнить. Удерживать контакт несложно, просто немного волнительно, но она справится.

Она со всем справится.

«Так-то лучше, — тихо говорит… нет, думает Малфой, и Гермиона слышит, что он и сам расслабляется. — Мы начнём медленно, и ты всегда можешь прерваться».

Она кивает, запоздало понимая, что он этого не увидит.

И в этот момент всё вокруг приходит в движение.

Гермиона чувствует себя призраком, который скользит по коридорам и комнатам древнего имения.

Она — непрошеная гостья.

Драко подготовился: выделил и упорядочил нужные воспоминания, создав идеальный план поместья прямо у себя в голове. Он составил живую, осязаемую карту и теперь непринуждённо открывает Гермионе видения одно за другим, по ходу дела описывая расположение комнат. В его воспоминаниях нет людей и даже голосов, лишь портреты на стенах, которые, как кажется Гермионе, провожают её подозрительными взглядами, хоть она и знает, что находится в теле Малфоя.

На самом деле её там нет.

Её нет в гостевых спальнях — вылизанных домовыми эльфами одинаково помпезных комнатах.

Её нет в большой столовой, и в малой, и на кухне, и в небольшой комнатке, где подают чай.

Её нет в подземельях: ни в камерах, ни в погребах, ни в лабиринтах коридоров.

Её нет в гостиной — большом зале с тёмно-пурпурными стенами, хрустальной люстрой и мраморным камином.

Малфой задерживается там и, оглядываясь, показывает ей все входы и выходы. Гермиона может рассмотреть портреты на стенах и замысловатые завитушки на раме большого зеркала, которое висит над камином. В отражении она видит лицо Драко: холодное, напряжённое и осунувшееся. Дом будто угнетает его.

Через короткий миг он отворачивается от зеркала и смотрит в центр комнаты.

В этот момент всё вокруг начинает вибрировать.

Тени сгущаются: спускаются с потолка по стенам и расползаются по полу, создавая пугающие очертания на поверхностях. Люстра, покачиваясь, неестественно блистает.

Сердце Гермионы заходится с удвоенной скоростью, и она зачарованно смотрит по сторонам, не в силах пошевелиться.

Появляются и исчезают расплывчатые фигуры: трое у стены, двое в креслах у камина, некто прямо рядом, а после снова ничего. Как блики, иллюзии. Но только вот всё это было когда-то по-настоящему.

В воспоминания проникают звуки: чьи-то приглушённые голоса спорят, ругаются, командуют, подбадривают, упрашивают, стонут, кричат…

Кричат.

Драко так и не двигается с места, а Гермиона, запертая в его голове, ничего не может поделать с чередой образов. Всё вокруг меняется снова, и снова, и снова, пока наконец картинка не замирает, показывая конкретную сцену.

И Гермиона видит себя — растерзанную и измученную.

Она лежит на полу, прерывисто дыша, пока слёзы без остановки текут из глаз, а рука сочится кровью. Рядом Беллатриса склонилась над ней, навалившись всем телом. Она вонзает острие клинка, и Гермиона — та из воспоминания — заходится рыданием, захлёбываясь воздухом и слезами.

Её пронзают отчаяние, страх, тоска — и собственные, и малфоевские. Они оба хотели бы отвернуться, но не могут отвести взгляда или прикрыть уши, поэтому продолжают впитывать всё происходящее.

Стоны, крики и смех — ужасающий смех — отдаются в голове, и Гермиона чувствует холодную руку, сжимающую её внутренности. Она видит себя и Беллатрису, чувствует собственную беспомощность.

Снова.

И вот уже перед мысленным взором возникает Чарли Уизли, который падает на колени и вторит её собственному крику.