За год в Азкабане холод, голод, жажда и уныние стали его верными спутниками. Но Грейнджер добавила нечто новое в устоявшийся ход его жизни.
Или, точнее сказать, вернула то, что он уже когда-то знал.
Драко считает время.
Он растирает руки, ноги и туловище, старается почаще менять положение и не думать о том, выберется ли когда-либо ещё из этой ситуации.
Потому что не уверен, что может убедить себя в хорошем исходе.
Всепроникающий холод не пугает как прежде, Драко привык к нему, хотя и уверен, что один он уже отнял лет десять жизни. Но Драко уверен, если до этого дойдёт — жажда убьёт его быстрее.
Когда темноту разрезает одинокий луч, Драко сначала не верит себе.
Он видит каменную кладку, которую то и дело изучал руками, чтобы убедиться, что чувствует хоть что-то.
Стены камеры неровные, влажные и холодные.
Драко ощущал, как в некоторых местах по ним стекала вода, собираясь небольшими лужицами на полу. Он не рисковал её пить и в целом держался подальше, хоть крошечная камера плохо это позволяла.
Тяжело вздохнув, Драко прикрывает глаза на мгновение и затем поднимает голову к источнику света.
Три дня, три бесконечных чёртовых дня он не видел света, и теперь даже тусклый фонарик слепит его отвыкшие глаза. Драко щурится из-за болезненной рези и в этот момент слышит скрип, который раздаётся сверху и гулко отражается о стены.
Драко уже знает, что это.
Заржавевшая платформа, которую никто не потрудится обновить даже простеньким заклинанием, ползёт вниз с мерзким скрежетом, который перекрывает едва заметные звуки чьих-то голосов, идущих сверху.
Набравшись смелости и расправив спину, Драко шагает на платформу, когда она спускается к нему.
Камера глубокая, как колодец, и пока его медленно поднимают со дна, он успевает придумать множество сценариев развития событий.
В последние мгновения Драко решает, что наверняка больше не жилец.
И вдруг слышит тревожный голос Грейнджер.
— …Малфой, мне так жаль, так жаль, — её шёпот врывается в сознание, причиняя одновременно удовольствие и страдание. — Ради Мерлина, прости меня, я не знала, — она снова привычно тараторит, что заставляет сердце сжаться. — Я очнулась только с утра, и мне потребовалось время, чтобы убедить целителей, что я в порядке, и чтобы пробиться к главному надзирателю и доказать, что ты не виноват в том, что случилось. Мерлин, прости меня…
Драко впитывает её слова и, как только оказывается перед ней и вновь может использовать глаза по назначению, вглядывается в её лицо и не сдерживает сердитого вздоха.
Тёмные синяки под глазами пугающе выделяются на фоне её бледного лица. Грейнджер нервно заламывает руки, подступает к Драко на шаг, но всё же не приближается до конца.
Он хмурится, пока она продолжает рассыпаться в извинениях.
Мерлин, всё это время она была без сознания?
Это не шутки. Он знал — он говорил! — что вспоминать нужно осторожнее, что её разум может просто не выдержать, если вдруг распахнутся все закрытые дверцы и воспоминания разом хлынут в голову.
Когда она упала в обморок, он проклинал себя. Из-за того, что сорвался, сам довёл её до этого состояния и даже не мог помочь. После всё завертелось: её забрали и переправили в Мунго, а его сочли особо опасным и упекли в изолятор.
Все эти дни Драко медленно, но верно склонялся к мысли о том, что она больше не вернётся.
И вот она перед ним. Очнулась после того, как её разум взорвался, наполнившись событиями прошлого.
В этот момент Драко резко осознаёт: это значит, что она вспомнила. Многое, если не всё. Она ведь должна была вспомнить, не могла же просто так потерять сознание от его слов?
Он внимательно смотрит на неё, пытаясь различить в её взгляде хоть какой-то намёк на те подарки, которые в этот раз положила её память.
Либо же вместо подарков его ждало очередное разочарование?
— Я отведу вас в камеру, — раздаётся сухой голос надзирателя.
Гермиона кивает ему и наконец замолкает, но Драко ловит её быстрый пронзительный взгляд. Она смущается своего выпада и ждёт его реакции.
Она точно что-то вспомнила.
Ох, Мерлин.
***
Драко, не в силах сдержать себя, жадно пьёт воду, которую она наколдовала. Жажда и голод мучают, доставляют почти физическую боль, но он не хочет показать ей, насколько жалок, насколько сломлен этой тюрьмой и теми пытками, которые она на самом деле таит.
Он пытается выпрямить уставшую спину, то и дело поводя плечами, и отбрасывает отросшие волосы с лица. Драко знает, что выглядит не очень впечатляюще, но хочет убедить её, что он в порядке.
Впрочем, Грейнджер смотрит внимательно, не отводя глаз, будто изучая каждое его движение, и он понимает, что сколько бы ни старался — никакая деталь не избежит её дотошного взгляда.
Она молчит.
В щедром свете камеры Драко наконец полностью изучает её и ужасается увиденному зрелищу, настолько измотанной и истощенной она кажется.
Он ругает себя.
Драко виноват: он сорвался и рассказал ей слишком много.