Цена памяти (СИ)

Но кое от чего уже не получится так легко избавиться.

Мерлин свидетель, Гермиона совсем не планировала то, что произошло между ними, но не испытывает ни вины, ни сожалений теперь, когда всё случилось. Гермиона в смятении и не может сформулировать, какие чувства испытывает к Малфою, но она уж точно не та, кто стал бы спать с кем-то из жалости.

Конечно, замешано что-то большее.

По крайней мере, с её стороны.

Гермиона не представляет, что чувствует сам Драко. У неё нет сил анализировать его эмоции, когда она даже не понимает собственные.

Но у неё язык не повернулся бы назвать произошедшее просто похотливым моментом. Тем более Гермиона не могла не обратить внимание на то, как внимателен и нежен был Малфой. Он… позаботился о ней.

После этого Гермионе сложно не оправдывать его.

Ох, Мерлин, она с самого начала сражалась с собой, чтобы не сочувствовать ему и не искать объяснений его поведению, и совершенно провалилась в этом.

Теперь, когда она отдала ему так много, логично не считать его злом, хотя, возможно, Гермиона пытается найти в Драко Малфое больше хорошего, чем есть на самом деле. Но она не может думать о нём плохо и не может злиться в той же мере, что и раньше.

Он жесток, и импульсивен, и груб. Грубее, чем она хотела бы, чтобы он был. Но есть в нём и другая сторона.

Несмотря на его прошлые всплески, Гермиона всё больше склоняется к тому, что он не обидит её. И пока что этого достаточно. Она готова некоторое время действовать по наитию, когда дело касается его.

Тем более, что бы Гермиона для себя ни придумала, с его переменчивостью все её решения могут устареть быстрее, чем она начнёт их придерживаться.

***

В столовой только Бруствер, Люпин, Гарри, Рон и сама Гермиона. За окном темно, и почти все в доме уже спят, поэтому они не боятся, что их прервут, но всё же накладывают дополнительные заклинания, чтобы никто не мог ни войти, ни услышать разговор.

— …И у мистера Малфоя нет никаких идей, чей портрет это может быть?

— Пока что нет, — Гермиона качает головой в ответ на вопрос Кингсли и краем глаза замечает, как ещё больше хмурится Гарри.

— В одном только Хогвартсе сотни, если не тысячи, портретов, — ворчит Рон. — Это может быть любой из них.

— Хогвартс в руках Пожирателей, — возражает Гермиона. — Достать его оттуда Люциусу не составило бы труда.

— Это могло произойти в любой день, не было бы надобности совмещать со всеми этими нападениями, — кивает Кингсли.

Рон вспыхивает:

— Но искать по местам нападений — это безумие. Атака была слишком большой и беспорядочной! Нам надо как-то сузить круг.

— Возможно, надо начать с крупных особняков, где могут храниться важные портреты, — задумчиво произносит Люпин. — Кроме того, — он мгновение смотрит в потолок, будто укладывает мысль в голове, а после говорит: — Этот портрет должен существовать в единственном экземпляре. Иначе тот, кто на нём находится, мог бы перейти и что-либо рассказать. Волдеморт не стал бы так рисковать.

Гермиона ощущает едва заметный укол в висок, будто его слова пробуждают внутри какую-то идею, но она не может осознать и сформулировать её. Гермионе нужно больше времени. Она вздыхает, пытаясь поймать мысль.

Это кажется важным.

Но вся ситуация слишком сумбурна.

Рон недовольно бурчит:

— Он словно пытается нас запутать. В чём вообще смысл таких сложностей?

Гермиона хмыкает, когда в голове всплывают слова Малфоя: «О, идёт четвёртый год войны, а ты задумалась о смысле. Так держать, Грейнджер». При воспоминании о его образе осознание накрывает её:

— Он не знает, что мы в курсе существования портрета, и не хочет раскрывать эту информацию никакой ценой. Иначе бы и не потребовалась вся эта операция.

Рон, Кингсли и Люпин смотрят на неё и кивают, отчасти убеждённые её словами.

Вдруг тишину нарушает Гарри:

— А что, если он поступает именно так, просто потому что может?

Гермиона вздрагивает и кидает на него опасливый взгляд, но быстро отводит глаза.

Он может быть прав.

Волдеморт — жестокий безумец. И то, с какой безжалостностью он отправляет Пожирателей смерти крушить мирные города, могло быть продиктовано не стратегией, а лишь жаждой разрушений.

И если так — тогда у них нет никаких зацепок по поводу крестража.

— Мы никогда не будем способны полностью понимать мотивацию Волдеморта, — говорит Кингсли. — Но это только должно подстёгивать нас. Однако если мисс Грейнджер права, то нам стоит как можно меньше распространяться о существовании портрета, чтобы до Пожирателей не дошла информация о том, что мы знаем. Только те члены Ордена, кто был здесь в тот вечер, в курсе, и я предупрежу всех, чтобы этот круг не расширялся ни при каких условиях. Пока мы хотя бы отчасти не приблизимся к пониманию, чей портрет это может быть, никто больше не должен знать.

Гермиона прижимает кончики пальцев к вискам и протяжно вздыхает, чувствуя, как волна усталости накрывает её с головой. Смятение из-за событий последних дней преследует её, и Гермиона остро чувствует, что ей нужна пауза. Ей нужно время всё переосмыслить.

Но война не даёт поблажек.