Цена предательства

— Вот здесь, здесь и здесь вас будут ждать, — он указал мне на три точки, недалеко от Ходатска, — я пошлю весть. Не доверяйте людям, убедитесь, что у них есть татуировка — он показал мне свою, на руке три точки и полумесяц.

— Западный и Северный Имперские тракты полностью блокированы, Мирия и Вередия, говорят, послали многочисленные отряды на поиск таинственных беглецов, — он многозначительно посмотрел на меня, я ярко покраснела, — Заротская дорога полностью ими контролируется, уже начались стычки между ними и креландцами. Все вас ищут. Говорят, что Северный тракт курирует сам император, там по солдату у каждого дерева. У Сорве собралась огромная армия… — Я, ошарашенная, слушала его. — Идите только лесом, не выходите на тракт. Скоро повозка не сможет проехать, вам придется пересесть на лошадей…

— Нам бы кузнеца, надо снять…

— Нет шансов, — он покачал головой, — каждого кузнеца во всей империи отряд солдат охраняет, пила по металлу сейчас самый редкий товар.

— Прощайте, удачи. Не провожайте меня. — Он, покачиваясь от слабости поднялся, обернулся к повозке и вдруг встал на одно колено, склонив голову. Да что же это такое! Рем, кто ты? Дантос с явным трудом пошел прочь, обернулся, — берегите его и себя Мира…

Он ушел, я бросилась в повозку, к Рему — он спал, потрогала лоб, не горячий, откинула одеяло — раны на ногах еще не до конца затянулись, но воспаления нет. Рем теперь не умрет!

Рем

Ближе к утру я проснулся. Мне снилось что-то приятное. Чувство блаженства и освобождения, преисполнившее меня захлестнуло все мое сознание и не прекращалось. Что происходит. Где я? Прислушался к себе — ничего не болит, тело, как каменное, усталость сковывает каждую мышцу, голова чуть затуманена. По ощущениям я еду. Открыл глаза, оглянулся. Да, лежу на повозке, крыша-тент откинута. Я уставился в огромное, бесконечное голубое небо. Небо было до вопля прекрасно — прозрачно-чистое; восходящее солнце освещало безлюдную местность; ветер был пропитан терпким и сильным запахом дубовой листвы и тысячами ароматов полевых цветов; на мхах и траве россыпями алмазов сверкали капли росы; в ветвях порхали и пели птицы; из лесных чащ слышались крики ланей — одним словом, природа повсюду просыпалась и только кое-где еще виднелись клочья ночного тумана. Я почувствовал безмерное счастье.

Попробовал пошевелить рукой и удивился, когда смог, приготовился к боли и…ничего не почувствовал. Повозка вдруг остановилась, послышался приглушенный вскрик, шорох и весь мой горизонт заполнили самые прекрасные глаза в мире — глаза моей госпожи. Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко, со страхом, сострадательно и радостно-любовно смотрели на меня. Худое и бледное лицо Миры с распухшими, покусанными губами было некрасиво. Но я не видел этого лица, я видел сияющие глаза, которые были прекрасны.

— Рем, ты вернулся, — проговорила она и слезы безостановочно текли по ее щекам, капали на мое лицо, — ты почти покинул меня, бросил, чуть не умер!

— Знаешь, я очень тебя люблю, — сказал я. — Я люблю тебя, и этот миг, и эту осень, и этот лес, и — в первый раз за очень долгое время — себя самого, потому что я теперь стал зеркалом, и отражаю только тебя, и владею тобою дважды. Как я тебя люблю!

Она поцеловала меня, — конечно ты владеешь мной, я абсолютно, вся твоя.

Позже она рассказала мне новости. Креландец — маг менталист и целитель, помог, спас, надо же, что-то в этом, креландском, мире может еще меня удивить… Через несколько дней нас кто-то будет ждать с помощью, это звучит тревожно…Подумаю об этом потом… Поиски, дороги перекрыты, подключились Мирия и Вередия…Не удивительно, а вполне ожидаемо, думаю, кто-то еще захочет поучаствовать во всеобщей облаве. Сорве заблокирован…И это тоже ожидаемо… Молча слушаю, Мира, захлебываясь словами и эмоциями, рассказывает. Скоро на повозке не проехать, надо верхом…С гордостью показывает серую лошадку — это оказывается Леля, моя, а вот та, Мия — Мирина. А еще она еды купила и даже суп умеет варить и костер зажигать и денег еще много осталось, здесь все так дешево, кто бы знал, а еще много драгоценностей у нас, можно продать…И ей так страшно было, а я, поганец такой, даже умирать уже начал, да кто я вообще такой и почему все так хотят нас поймать, а она зайца сварила и даже разрезала его на части, потому что слишком большим был для котелка и палец порезала, вот… Я задумчиво поцеловал ее раненый палец, пососал, вкуснооо, она вдруг остановилась на середине слова, посмотрела на меня своими огромными зелеными глазами, я пропал, попав в плен ее глаз, она медленно наклонилась ко мне и прикусила мне плечо, затем поцеловала в ключицу, волна дрожи прошла по всему моему телу. Я не выдержал и лизнул ее — вкус его кожи заставлял мой язык дрожать от наслаждения, особенный волнующий аромат наполнил мой рот. Тогда я взял ее лицо и поцеловал ее. Затрепетав, веки Миры закрылись. Ее дрожащие пальцы зарылись в мои волосы.

— Мира, любимая, ты меня спасла опять, спасибо.

* * *

Я глубоко дышал и наслаждался самым крепким ароматом, который только есть на земле, -