Цена предательства

Я была как в тумане, все вокруг утратило значение реальности, и я смутно ощущала признаки глубокого потрясения. Ничего не понимаю, не могу сконцентрироваться. Что это было. Зачем ему, чтобы я кричала. Голова медленно работала, осмысливая все произошедшее: О нет, Рем! Я вспомнила глаза отца — это провокация только для Рема! Он мой раб, через ошейник он почувствует мою боль и мой призыв и нарушит приказ Госпожи. Рем, не шевелись, не покидай комнату..! Я попыталась встать, но слабость во всем теле сделала мои движения медленными и с трудом управляемыми. Надо бежать…Поздно…

Боль взорвалась в щеке и глазе, ее раскаленная шрапнель рикошетом разошлась по всему моему телу. Это была не моя боль, моего раба — живот ошпарило новой болью… а потом начался кошмар, агония, целый фейерверк взрывами сотрясал мое тело — живот, скула, нога, ребра…Агония…А потом все пропало. Темнота, Рем потерял сознание…

Я лежала на полу и плакала, я умирала и рождалась снова. Предана! Эта рана была глубока и смертельна — мой отец предал меня! Отец знал об этом избиении. Разве мог бы он сделать это, и разве мог отец мой, который (я все-таки всю мою жизнь знала это) любил меня, быть таким несправедливым? Да и что такое справедливость? Я никогда не думала об этом гордом слове: справедливость. Все сложные законы человечества сосредоточивались для меня в одном простом и ясном законе жизни — отец всегда прав. Моя жизнь сломана окончательно.

Я видела перед собой лишь тени — все было как в тумане, а свет — чересчур ярок. Это ужасно раздражало: я все пыталась различить две фигуры, нависшие надо мной. Когда меня взяли под руки и под колени, я застонала. Меня нашли. Пора возвращаться во дворец.

Я знала, что в комнате никого не будет. Но все равно я бежала в мои покои, О Создатели, молю, пусть он лежит сейчас в кровати со своей ужасной книжкой, недовольный и злой, пусть наругается на меня, назовет глупой… Я вошла в свои покои. Чистота и порядок. Кровать аккуратно застелена. Я оглянулась, осмотрелась…Затем пустота ярко ударила мне в глаза — никого! И только спустя некоторое время я стала снова различать краски и предметы, которые мелькали перед моими глазами, но не доходили до сознания. Пусто!

Я запрыгнула в кровать и укрылась с головой. Новое постельное белье неприятно захрустело. Они даже его запах украли! Дрожа в темноте, я чувствовала себя очень маленькой и напуганной.

Я не помнила, как прошел следующий день, ночь, следующий день, следующая ночь. Я не спала и не слезала с кровати. Кто-то заходит, меня о чем-то спрашивают. Все проходило мимо меня. Мне что-то влили в рот, вкуса я не почувствовала, провалилась в темноту, проснулась…Сижу…Ночь…День…

Не знаю сколько прошло дней…Вносят Рема, опять на носилках. Кладут на кровать.

Я медленно, как в трансе подошла. Снова синяки. По всей коже распустились иссиня-черные цветы пугающих размеров. На нем нет его мифрилового ошейника, на шее виден красный след, зато на руках и ногах белые мифриловые кандалы. Теперь точно не убежит.

— Рем, ты вернулся…

Его тело вздрогнуло от звука моего голоса, а глаза открылись. Ну, один из них. Второго не было видно. Как только ардорец сосредоточился на мне, что заняло некоторое время, еле заметная улыбка появилась на его запекшихся губах.

— Мира, ты вернулась…

Голос был слабым, тусклым отголоском его обычного мягкого, глубокого голоса.

— Я видел, чувствовал тебя, ты была так далеко… а потом… потерял… тебя. Но ты здесь.

Вся его грудь опять в повязках. Губы потрескались. Наверное он хочет пить. Иду за водой.

— Нет, не оставляй меня… не уходи… — Он начал выкручивать руки, звеня металлическими наручниками. — Пожалуйста… Создатели… не оставляй меня опять…

— Все хорошо. Я сейчас вернусь. Я только принесу воды.

— Нет… Мира, любовь моя, не оставляй меня…

Не зная, как быть, я наклонилась и мягко положила ладони на его лицо, поцеловала в лоб, в нос, в губы.

— Я не оставлю тебя, никогда, — обманщица, на глаза набежали слезы.

Он потянулся избитой щекой к моему прикосновению, и произнес, из его потрескавшейся губы пошла кровь:

— Обещай мне. Ты будешь жить. — Я молчу, не хочу обещать того, чего не смогу исполнить.

Рем заволновался, начал подниматься на кровати, и я слегка погладила его предплечье.

— Шшш… я здесь. Я жива, успокойся, конечно я буду жить… пока ты рядом. — Я думала это его успокоит, он еще больше разволновался, все его тело как в конвульсии вздрогнуло.

— Ты в опасности. Беги Мира. Беги!

Он потерял сознание.

Три следующих дня я безвыходно находилась при Реме, боясь побеспокоить его, спала на кресле около его кровати, поила, безрезультатно пыталась кормить его и не переставая говорила с ним, — говорила, потому что одно успокаивало Рема — мой голос. Читала ему его ужасные нудные книжки. Кое-что даже мне могло бы понравиться. Идея, что я умру стала его навязчивой, ему постоянно требовалось мое присутствие, как-будто в тот вечер, когда меня избили, что-то сломалось в нем.

— Мира? — спросил он, пытаясь протянуть дрожащую руку, не смог — кандалы сковывали его движения.