Остполитики наверняка поступили бы очень опрометчиво, если б стали поддерживать такого местного полевого командира, как Каминский, на роль своего «русского национального лидера». И удивительно, что они не повторили эксперимент фон Вельтхайма в других местах. Ряд правительств типа района Локоть мог бы создать более привлекательную базу для их планов, чем неумный прямой вызов Гитлеру, который был подан группой армий «Центр» осенью 1941 г. Много было написано о весьма противоречивой фигуре генерал-майора (тогда полковника) Хеннинга фон Трескова, который был сперва начальником штаба у фон Бока, а потом у фон Клюге как главнокомандующих этой группой армий. Именно фон Тресков составил план, которого придерживался Штауффенберг в июле 1944 г., — план военного переворота в Берлине, который должен был сопровождаться убийством Гитлера. И тем не менее человек, который упорно замышлял убить Гитлера, в 1930 г. еще юным лейтенантом пытался обратить в национал-социалистическую веру офицеров 9-го пехотного полка. Зять знаменитого фон Фалькенхайна, начальника Генерального штаба (в сентябре 1914 г. — августе 1916 г., когда был заменен Гинденбургом. —
Вероятно, в сентябре 1941 г., когда любой советский пленный, создававший впечатление, что умеет читать и писать, имел неплохой шанс быть расстрелянным согласно приказу о комиссарах, фон Тресков убедил своего шефа фон Бока послать Гитлеру петицию. Под видом того, что она исходит от назначенной немцами управы Смоленска, она была составлена заместителем головы управы, профессором Борисом Базилевским. Петиция сопровождала подарок с особенно дурным предзнаменованием: пушку из музея, которую (в числе более тысячи орудий) Наполеон бросил в 1812 г. Эта петиция не представляла собой заверения в лояльности. В ней содержалось предложение сделать город самоуправляющейся столицей территорий, оккупированных немцами, и вербовочным центром для всех, кто хочет воевать против Сталина. В контакт с самим Гитлером пытался вступить русский коллаборационист, и можно было предположить, что профессор Базилевский впоследствии окажется необычно высоко в списке разыскиваемых советских военных преступников. Но думать так — значит недооценивать возможности советских двойных агентов и цену вольтфаса[8]
в коммунистической стране. Спустя пять лет профессор появился в Нюрнберге с огромной кучей исключительно основанных на слухах доказательств о немецком участии в катынской резне. (Доказательств более чем достаточно — начиная с немецкого шпагата, которым были связаны руки расстрелянных поляков, и немецких пуль, извлеченных из тел, и кончая письмами 1941 г. из оккупированной немцами Польши в карманах (а согласно геббельсовской, а также позднейшей, сляпанной в 1990-х гг., фальшивках, поляков расстреляли в 1940 г. —У кого-то, видимо, хватило мужества передать петицию этого «недочеловека» Гитлеру, который вместо того, чтобы впасть в бешенство, сказал что-то об использовании таких проявлений «постепенно». Фон Тресков получил стимул к продолжению. В ноябре 1941 г. он вместе со своим начальником разведки полковником Рудольфом фон Герсдорфом составил план для «Русской армии» в 200 тыс. человек — примерная численность Hiwi (вспомогательных служащих вермахта из местного населения оккупированной страны). Тресков полагал, что из-за острой нехватки людских ресурсов перед лицом советских контрударов на этом фронте его поддержит Кейтель в ОКВ. Он зашел так далеко, что даже предложил поставить несколько таких русских армейских корпусов на удержание секторов на фронте, оставляя для безопасности одну немецкую дивизию на каждые три русские. Фон Бока уговорили послать этот план Браухичу, который представил его Гитлеру со своим одобрением, отмеченным на полях документа. Из ставки Гитлера никакого ответа не пришло, и в декабре фон Тресков отправился туда сам только для того, чтобы получить суровую выволочку от Кейтеля. Ему было заявлено, что политические вопросы вермахта не касаются. «Такие идеи не подлежат обсуждению с фюрером».