Цена предательства. Сотрудничество с врагом на оккупированных территориях СССР, 1941–1945

Таков был загадочный конец необычайно загадочного человека. Двингер и Торвальд сделали из Власова героя, но они не нарисовали узнаваемого портрета живого человека. Это притом, что у Торвальда в распоряжении были дневники и воспоминания Штрик-Штрикфельда и Хайнца Херре, Вурксена, фон Гроте и Казанцева, людей, которые часто видели Власова и которые могли близко знать его. Что же это было — то, что ускользнуло от всех них? «Русский де Голль» — это выражение легко слетело с языка остполитиков, но, кроме высокого роста, общего меланхолического настроя, одиночества и страстной искренности, Власов имел мало общего с де Голлем — этой более крупной по масштабу личностью и сильным человеком. Разочарованное создание, персонаж из пьесы Чехова, вечно стремящийся в Москву, спасавшийся от отчаянной скуки повышенной падкостью на женщин и спиртное, тем не менее привлекательный и легко завоевывающий симпатии незнакомых людей — но ради какой цели?

Если пленение Власова и было коварной уловкой рока, он от этого ничего не потерял. Он не мог избежать судьбы, которая ожидала его ближайших товарищей, хотя некоторые из них месяцами сопротивлялись своей выдаче. 15 тыс. людей из дивизии Буняченко оставались в Биркендорфе с ночи 10 до второй половины дня 12 мая. Многие прислушивались к уговорам советских офицеров-агитаторов, которые кружили по бивакам, несмотря на стоявшие вокруг американские танки. Считается, что люди, ушедшие с пропагандистами, были сразу расстреляны или повешены. Большая часть дивизии дожидалась сообщений о результатах предполагаемых переговоров Власова с ближайшим американским армейским штабом. Наконец, когда американцы оставили Биркендорф, Буняченко осталось только сделать свой собственный выбор. Американский командир в этом вопросе мог просто умыть руки, поскольку преднамеренная выдача больших количеств русских, в соответствии со строгой политикой «умиротворения», еще не началась. Буняченко показал себя находчивым командиром, обладающим навыками и сметкой лидера в партизанской войне. Его марш из Либерозе в Прагу — нечто выдающееся в анналах войны. Но даже сметка Буняченко не могла справиться со сложившейся ситуацией. Он пренебрегал бритьем и не менял одежду, непрерывно пил и метался по своей комнате, как зверь в клетке. Был только один приказ, который он мог отдать. Узнав, что этот район должен быть передан Красной армии, он освободил своих людей от солдатской присяги. Они могли идти куда угодно. Но чего им было ожидать во враждебной, раздробленной Германии, иностранцам и мятежникам, которыми они стали бы, да еще и отвыкшим за время войны заботиться о себе индивидуально? Большая часть первой власовской дивизии ждала прихода Красной армии, отказавшись от попыток спастись. Лучше в сибирском трудовом лагере вместе с товарищами-русскими, чем волком рыскать по лесам Баварии. Немногие, спрятавшие оружие, сопротивлялись, около двух тысяч ушло в Южную Германию, но большинство из них только оттянули свою выдачу на несколько месяцев. Что касается самого Буняченко, обстоятельства его пленения и выдачи Красной армии неизвестны (сдался американцам, которые 15 мая выдали его советской стороне. — Ред.).

«Разложение на составляющие» 2-й власовской дивизии, которая находилась в 100 км южнее Праги, шло более сложным образом. Начальник власовского штаба генерал-майор Меандров принял американский ультиматум, срок действия которого был продлен до 9 мая, но не мог установить связь со Зверевым и командованием дивизии. Как действующий заместитель Власова, Меандров поэтому повел резервные подразделения, штаб и власовскую офицерскую школу в американский лагерь в Крумау. С ними отправились также Херре и Кейлинг. Тем временем Зверев оставался в Каплице, добрых 15 км в глубь Чехии, пьянствуя и живя со своей русской любовницей, полностью безразличный к собственной судьбе и к судьбе своих людей. По инициативе его собственных офицеров один полк направился назад как раз вовремя, чтобы быть интернированным в Крумау. Зверев не отдавал дальнейших приказов. Когда его любовница отравилась, он отказался разлучиться с ее телом. 12 мая, когда за ним пришла Красная армия, имела место какая-то стрельба, во время которой Зверев был ранен, но он тоже, как Буняченко и Трухин, дожил до того, чтобы разделить участь Власова (на виселице. — Ред.) 1 августа 1946 г. Большая часть дивизии сдалась, хотя некоторые группы прорвались в Баварию, чтобы быть интернированными в Ландау вместе с людьми Меандрова.