Цена предательства. Сотрудничество с врагом на оккупированных территориях СССР, 1941–1945

Действительно, Канарису приписывают некую туманную форму оппозиции, например, это делает Фабиан фон Шлабрендорф. С другой стороны, есть позитивные доказательства того, что тайная полиция (гестапо) признавалась в сотрудничестве в этом вопросе с собственной полицейской организацией Канариса — тайной полевой жандармерией. Похоже, тайная полевая жандармерия сотрудничала с гестапо как в исполнении приказа о комиссарах, так и неписаного приказа о расовых убийствах. Приходится заключить, что Ic были безразличны к деяниям эйнзацгрупп, поскольку они не причиняли беспокойств в районах боевых действий. У них не было причин думать иначе, чем ОКВ и ОКХ. Самого Гальдера на Нюрнбергском процессе спросили, не считает ли он убийства тысяч людей беспокойством, достаточным для того, чтобы главнокомандующий воспользовался своими полномочиями для вмешательства в соответствии с соглашением Гейдриха — Вагнера. Гальдер ответил: «Не могу себе представить, чтобы это в действительности представляло помеху в оперативном смысле».

Точно так же думали все трое командующих группами армий, которые присутствовали у Гитлера 30 марта. В конце октября 1941 г., похоже, фон Бока упросили его штабные офицеры убрать эйнзацгруппы из его тылового района после массового убийства 7000 евреев в Борисове — городе, находившемся совсем близко от его собственной ставки. Эта бойня, не самая большая в ряду таких событий, была тщательно изучена абвером, чьи доклады были переданы на рассмотрение в штаб фон Бока. Но, несмотря на все мольбы своих офицеров, фон Бок резко ответил, что, если использовать силу против подразделения СС, это станет фактически гражданской войной. Самое большое, что он предпринял, это отправил меморандум Гитлеру в отношении «этих неслыханных преступлений». Тем не менее сменщик фон Бока фон Клюге не колебался, приказав той же самой эйнзацгруппе покинуть прифронтовой район в мае 1942 г., когда в докладе из 4-й армии заявили, что эйнзацгруппа представляет угрозу безопасности.

Безразличие штабных офицеров и офицеров разведки было не повсеместным, и оно могло быть менее парализующим, когда дело касалось военных операций, но за этим стояли девять лет террора со стороны партии, от которого у офицерского корпуса не было иммунитета. Таким образом, не надо думать, что адмирал Канарис пришел в ужас от этих событий или что он был шокирован убийством военнопленных, которых вытаскивали из лагерей армии люди из гестапо под туманными предлогами приказа о комиссарах и протоколов Вагнера — Гейдриха. Но по массовым убийствам евреев Канарис продолжал вести свое досье, ничего не предпринимая, в то время как его хоть какое-то вмешательство в уничтожение пленных было нерешительным и недостаточным.

Приказы в действии

Если мы поверим его главному биографу, Канарис предупредил офицеров разведки вскоре после первого выхода приказа о комиссарах, что приказ о фильтрации — ловушка для того, чтобы вовлечь вермахт в ненавистные всем злодеяния СС и тем самым сделать все будущее сопротивление вермахта СС невозможным. Это нельзя назвать неверной оценкой ситуации. И все же Канарис ничего не делал в течение как минимум двух месяцев, фактически до середины июля. До того момента, как можно было найти предлог для вмешательства, тысячи советских военнопленных-мусульман, главным образом крымских татар, захваченных на фронте группы армий «Юг», были изъяты из лагерей для военнопленных и убиты спецгруппами по проверке благонадежности под тем предлогом, что они были «обрезанными евреями». Эта ошибка обеспечила брешь в защите приказа о фильтрации, поскольку Гитлер сам приказал, чтобы национальным меньшинствам оказывалось предпочтительное обращение — хотя и не такого вида. Инициатива по выходу из этой путаницы пришла, однако, не от Канариса, а от Общего управления ОКВ (AWA), где генерал-майор Герман Райнеке занимался всеми вопросами, касающимися военнопленных.