Цена предательства. Сотрудничество с врагом на оккупированных территориях СССР, 1941–1945

Офицеры организации «Национал-социалистическое руководство» (NSFO) Райнеке стали, по существу, агентами Бормана, этой единственной по-настоящему комиссарской фигуры в нацистской иерархии, в то время как патронаж Бормана сделал Райнеке влиятельным человеком, практически наравне с романистом Эрихом Двингером, который приложил немало усилий, чтобы встретиться с Райнеке на каком-нибудь коктейль-приеме в августе 1942 г., и верившим, что Райнеке-«Фуше» (ассоциация с известным циничным политиком Жозефом Фуше (1759–1820), начинавшим священником, ставшим революционером-якобинцем (совершив чудовищные злодеяния), затем участвовавшим в перевороте 9-го термидора, затем в перевороте Наполеона, затем изменившим и Наполеону, снова вставшим на его сторону в 1814 г. и снова изменившим. — Ред.) видится с Гитлером каждый день. На деле же Райнеке разговаривал с Гитлером лишь один раз в жизни, но в июле 1941 г., когда управление NSFO рассматривалось как последняя надежда в борьбе с падением морали в вермахте, и он стал генерал-лейтенантом.

Лахузен, должно быть, оставил канцелярию Райнеке на Шернбергштрассе в тот июльский день 1941 г. с ощущением, что в руках этой посредственной и отталкивающей личности находятся жизни неисчислимых масс людей. Он много раз разговаривал на эту тему с Мюллером и Райнеке, и в одной из бесед, видимо, обсуждался вопрос клеймения военнопленных. Но Мюллер держал свое слово. В пространной инструкции, которую он издал 17 июля 1941 г., предписывалось проводить казни как минимум в полукилометре от лагерей для пленных. Огромная важность этой инструкции, разосланной в 340 экземплярах, состояла в том, что она освобождала комендантов лагерей от ответственности за фильтрацию (проверку благонадежности) пленных. Коменданты в этой инструкции информировались, что тайная полиция специально обучена этой задаче. Группы специального назначения могли воспользоваться услугами заслуживающих доверия пленных, например немцев из республики немцев Поволжья.

Вероятно, большой роли не играло, были те информаторы коммунистами или нет, хотя впредь уже не считалось достаточным одного информатора для разоблачения «политических, преступных или в некотором смысле нежелательных элементов». В конце сентября или октября, когда операции фильтрации были распространены и на лагеря для военнопленных в Германии, Мюллер был даже еще более тактичен, чем в своем первоначальном предприятии. Были подготовлены правила для перевода отфильтрованных пленных в концентрационные лагеря, подальше от военной юрисдикции. Здесь все было организовано, и казни могли происходить только после того, как в главной канцелярии гестапо были подписаны разрешения на это.

8 сентября Райнеке, наконец, разослал свод правил, которыми должны были руководствоваться на местах в обращении с советскими военнопленными, и там же повторялись инструкции в отношении методов фильтрации. Они побудили Канариса на совершение своего второго и последнего из умеренных вмешательств. 15 сентября он отправил Райнеке меморандум, подготовленный Хельмутом Джеймсом фон Мольтке (1907–1945) — экспертом абвера по международному законодательству. Это был тот самый героический юный Мольтке — внучатый племянник знаменитого фельдмаршала (воевавшего в 1866 и 1870–1871 гг.), который был казнен после провала заговора против Гитлера в июле 1944 г. С меморандумом Мольтке Канарис прислал два приложения. Они состояли из правила Райнеке и самых последних советских положений в отношении военнопленных, которые были опубликованы не далее как в июле 1941 г. Тогда меморандум предназначался для того, чтобы показать, что общепринятые методы войны в отношении военнопленных нельзя считать отмененными лишь на том основании, что Советский Союз не является участником Женевских конвенций 1929 г. Тут следовал аргумент, который был явно обращен к Гитлеру. В документе утверждалось, что ни немцы, ни русские, скорее всего, не будут действовать на фронте в рамках своих соответствующих декретов. Эти законы в обоих случаях были изданы для внутреннего, домашнего употребления. Если советская пропаганда сможет обратить внимание на то, что советские правила в отношении военнопленных — более гуманные, чем германские, то германский престиж в среде советских коллаборационистов наверняка будет уничтожен. И к тому же будет невозможно протестовать в случае плохого отношения к немецким военнопленным со стороны русских.