Цена предательства. Сотрудничество с врагом на оккупированных территориях СССР, 1941–1945

Много худшее ждало впереди. После зачистки территории вокруг Киева и пленения 655 тыс. военнослужащих Красной армии в конце сентября условия, существовавшие в Умани, стали обыденностью для всей Украины. Если какой-то камуфляж удался 30 августа, то сейчас о нем и не думали. Немногие пыльные проселочные дороги в тыловых районах были заблокированы бесконечными колоннами устрашающе выглядевших людей, шагавших по пять человек в ряд, с оцеплением из усталых и озверевших немецких конвойных, часто пожилых людей, державшихся по бокам колонны через короткие промежутки. Постоянно слышится стрельба: стрельба, когда нарушен строй, стрельба, когда местные жители пытаются бросить пленным буханки хлеба, стрельба, когда люди падают от истощения, и стрельба, когда они не в силах подняться после периодических остановок на отдых (т. е. пленных пристреливали). 10 октября лейтенант разведывательной службы группы армий «Юг» Рундштедта в Умани доложил, что производятся опустошительные действия — отставших военнопленных пристреливают прямо «посреди дружественных украинских деревень».

Через пять дней сам Рундштедт получил более подробную версию этого доклада от командующего тыловым районом его группы армий генерал-полковника Карла фон Рокеса. В одной-единственной операции по перемещению военнопленных в постоянные лагеря умерло тысяча человек. Фон Рокес был типичным комендантом безопасности тылового района армии. Ему, офицеру запаса с 1933 г., было шестьдесят один год; он начал войну, занимаясь организацией гражданской обороны Берлина[5]. Вероятно, этот человек не видел ничего чрезвычайного в таких людских потерях, потому что 26-го он подписал приказ, одобряющий поведение 24-й дивизии на марше. Позднее ходили разговоры о судебном разбирательстве такого поведения этой дивизии, но ничего не случилось вплоть до процесса над ОКВ 1948 г., когда было представлено целое досье. Командир 24-й дивизии Ганс фон Теттау тогда заявил, что количество расстрелянных не было исключительным, учитывая, что эта дивизия перегнала 200 тыс. пленных. Он описал, как носился взад-вперед в своей штабной автомашине. Он следил за тем, чтобы переход ограничивался 20–25 км в день с частыми остановками. Он организовал транспорт для больных и раненых и приказывал, чтобы людей, падавших от изнурения, передавали в соседние лагеря. Но фон Теттау признался, что во время периодов отдыха часто раздавалась стрельба, когда люди пытались сбежать, что многие из отставших военнопленных были слишком слабы, чтобы выжить, даже когда их подбирали.

Такова была точка зрения командира дивизии. Но американский трибунал отыскал еще двух свидетелей: немецкого военного врача и военнопленного еврея — бойца Красной армии; оба они были из лагеря под городом Хорол (севернее Кременчуга), из которого от 12 до 20 тыс. были эвакуированы в том же самом марше на Кременчуг. Военный медик заявил, что ему было сказано подбирать больных, которые были не в состоянии выдержать этот переход (почти 100 км). Потом он узнал, что комендант лагеря всех их передал в руки тайной полиции СД вместе с пятьюдесятью еврейскими пленными, многие из которых были его собственные медицинские ассистенты. Все они были расстреляны. Один еврейский пленный, выживший в этом переходе, описывал то, как отфильтрованные категории пленных: евреи, комиссары и предполагаемые коммунисты — ставились перед колонной, где тайная полиция расправлялась с ними в соответствии с приказом о комиссарах. Показания обоих свидетелей совпадают в своем описании придорожной полосы, усеянной трупами.

Вот что означало перевести пленных в октябре 1941 г. вдали от фронта и среди миролюбиво настроенного населения. Но страдания этих маршей из транзитных лагерей в постоянные повторялись до тех пор, пока дожди сделали дороги непроходимыми, и тогда пленные просто умирали на месте.

К 25 ноября положение на Украине не улучшилось ни на йоту. Доклад главного квартирмейстера 17-й армии, которая в то время вела тяжелые оборонительные бои вдоль реки Северский Донец, показывали, что эта армия до этого взяла в плен и отправила в тыл 366 540 советских военнопленных. Многие из них были взяты в ходе боев за Киев без обуви или верхней одежды. Никакого укрытия им не предоставлялось, а уровень смертности достигал одного процента в день. Когда люди умирали или погибали от пуль охраны, их одежда распределялась среди других. Ни в одном случае рацион, установленный первым обер-квартирмейстером Генштаба сухопутных войск, не соблюдался. Только случайно им доставался хлеб. Подобно канарейкам, пленные питались чечевицей, бобами и семенами подсолнуха. Квартирмейстер, видимо, считал, что виноваты сами пленные, потому что, сдаваясь, они не пригоняли с собой свои полевые кухни.