Цена Шагала

Если бы кто-нибудь, знающий расклад, спросил бы у Геннадия Андреевича: почему он так рвется получить эти картины? Ради денег? То Геннадий Андреевич ответил бы честно: не только. Деньги, конечно, манок серьезный, и упускать их он не намерен, но дело не только в них. За свою не очень долгую, но, в целом, успешную жизнь Геннадий Андреевич никогда не проигрывал по-крупному. Медленно, вязко он опутывал всех своих конкурентов и потенциальных противников сетками угроз, долговых обязательств, компрометирующих материалов и всегда выходил победителем, сколько бы времени и сил ни стоила ему эта борьба. И вот теперь, столкнувшись с никому не интересным журналистом, он чувствовал себя крайне неуютно, потому что игра, продуманная им с начала и до конца, вдруг начинала давать сбои, переходила на какие-то новые поля, меняла правила, то кружилась на одном месте, то бежала так быстро, что он едва успевал анализировать изменения. Эта цепь случайных удач, выпадавших на долю непрофессионала Сорина, дико раздражала Ермилова и заставляла его отыскивать все новые и новые решения, забирая массу времени и нервных сил. Единственное, что спасало Геннадия Андреевича в этой ситуации, это почти врожденное умение мыслить холодно. Несмотря на то, что ненависть к Сорину, Трегубцу и ко всем, вклинившимся в его планы, росла день ото дня, он все же мог спокойно и жестко анализировать ситуацию и потому довольно быстро нашел единственное правильное решение.

— Паша, — вызвал он по селектору. Когда Паша зашел, он протянул ему лист бумаги с прикрепленной к нему скрепкой фотографией. — Пашенька, посмотри внимательно на лицо этого человека. Это тот, кто встретил тебя у Гоголя?

— Ах ты, черт! — Паша всмотрелся в фотографию. — Ну конечно: пенсионер сраный!

— Этот, как ты изволил выразиться, пенсионер — следователь по особо важным делам. Зовут его Василий Семенович Трегубец, он зубр еще тот: около сорока лет работы в органах. Опыта таким, как ты, на четверых хватит. Так что не тушуйся, что он тебя заделал, по иному, по сути, и быть не могло. Но дело не в этом. Теперь, когда ты знаешь, с кем имеешь дело, тебе, я думаю, полегче будет. А нужно мне, чтобы ты подобрал пару-тройку толковых ребят, не из тех козлов, как Витек твой, или как там его еще, а действительно смекалистых, незаметных, чтобы не столько кулаками двигать могли, сколько думать умели. Найдешь таких?

— Поищем, Геннадий Андреевич.

— Поищи, поищи. И направь-ка ты всех этих орлов за Василием Семеновичем. Нужно мне буквально все: весь его график, весь распорядок дня, куда ездит, зачем ездит, с кем встречается. Сможете сфотографировать — еще лучше, записать — совсем хорошо. Сроку тебе даю два-три дня, скажем, три, но через три дня полный отчет должен лежать у меня на столе. И запомни, Паша: это очень серьезно.

— Не беспокойтесь, Геннадий Андреевич, все обеспечу, из кожи вон вылезу, а сделаю, — сказал Паша, мечтающий оправдаться за постыдный провал с Сориным.

— Ну и отлично. Приступай.

Утро следующего дня было для Трегубца напряженным. Сперва, прогулявшись с Яном по «Эрмитажу», он выяснил все подробности избавления от тела Толика.

— Да вы не нервничайте, Василий Семенович, — говорил Ян, — все по-тихому. Мы с пареньком одним из 83-го погрузили его в багажничек, отвезли в лесочек за кольцевую, карманы, само собой, прочистили, землицей завалили — и домой.

— Гляди, Ян, чтобы без сучка, без задоринки.

— Понимаю, не маленький.

— Ах, как мне в таком виде перед начальством красоваться, — вздохнул Василий Семенович, указывая на огромный фингал под глазом.

— Да вы придумайте что-нибудь.

— Не люблю я врать, Ян, однако придется. Будем надеяться, что пронесет. Ну, ты давай, ступай на службу. Если что, скажи, что я во второй половине появлюсь: мне тут еще по делам пробежаться надо.

— Счастливо, Василий Семенович.

— Будь, — сказал Трегубец, и они расстались.

Дальнейший маршрут Василия Семеновича был довольно путанным. Он заезжал в несколько районных отделений милиции, переговаривался там с какими-то людьми, потом посетил центральный офис московской телефонной сети, пару раз звонил кому-то из автоматов, перекусил на бегу около какой-то палатки и, наконец, в районе трех появился в Управлении. Однако не прошло и получаса, как снизу от дежурного ему начали постоянно названивать, вызывая к проходной. Так он трижды спускался и возвращался в свой кабинет с конвертами и папками для бумаг. Удача в этот день сопутствовала Василию Семеновичу, и ни Полозков, ни даже Ковалев не потревожили пожилого следователя.