– Я верю, что всему есть объяснение, – пожал я плечами, – и даже ваше фантастическое обоснование – тоже объяснение, хотя и ненаучное. Но одно не исключает другого, потому что второе вытекает из первого и является прямым следствием его. Магеллан отправился в путешествие к краю Земли, чтобы удостовериться в том, что он существует, но вместо этого обнаружил, что Земля – круглая. И когда мне говорят, что Коперник и Галилей через свои телескопы искали среди звезд новые теории устройства небесной сферы, я не верю, потому что в действительности они хотели не опровергнуть уже имевшееся у них божественное объяснение, а лишь подтвердить его. Уверен, у вас сейчас просто не хватает данных для того, чтобы получить точный ответ на свой вопрос. А вот судя по вашему рассказу, у профессора они были… Они есть, и сейчас он либо ищет, либо уже нашел окончательное, фактическое, научное объяснение своим догадкам. Будет ли он им очарован или разочарован?.. Кто знает.
– Здоровый скептицизм? – В голосе Максима мне послышались нотки иронии.
– Ученый не подвергает сомнению, он проверяет, – сказал я, удивляясь самому себе: и чего это меня потянуло на философию? – На самом деле каждый из нас верит в чудо, в сказку, но обычные люди принимают ее существование априори, и тогда это называется верой. А есть категория людей, которые из благих побуждений хотят еще и получить доказательства присутствия волшебной силы в нашей жизни – разумеется, не для того, чтобы оспорить ее место и роль в ней, а для того, чтобы сделать ее апологетами тех, кто еще не успел поверить в то, что она существует. Но вы и сами знаете, куда ведет дорога, вымощенная благими намерениями, – вместо того, чтобы убедиться в правильности уже существующего объяснения, ученые находят новое и становятся еретиками. Финал их жизни вам тоже известен.
– Вы меня пугаете. – Максим шутливо замахал руками, будто открещивался – чур меня, чур.
– Ничего подобного, – покачал я головой, – а вы рассмотрите вашу историю под этим углом и сами увидите, что я прав. Вы придумали сказку, у нас бы сказали – теорию, и одновременно с вами другой человек придумал сказку. Но вам было достаточно самой идеи, а ваш друг ученый решил укрепить ее еще и научным обоснованием. Где он теперь?
– Значит, снимаем триллер? – Максим посмотрел на меня и испугался. – Я шучу, шучу.
– Несколько дней назад я легкомысленно посмеялся над рассказом своего, быть может, единственного друга о том, что существует некая записная книжка известного бизнесмена, которую следует расшифровать… Нет, только не это. – Я вдруг понял, что действительно напал на след. – Вы сказали, что Звонарев нашел компаньона для своего проекта? Неужели это Чернов?
– Тот самый? – насторожился Максим.
– Именно, – кивнул я. – Конечно, теперь все сходится. Вы не обидитесь, если я скажу, что ваш друг, ну не то чтобы шарлатан, но немного фальсификатор? Нет-нет, это не касается его теории поиска «настоящего Китежа». Полагаю, дело обстояло так: Звонарев много лет пытается найти финансирование для своей экспедиции, идти к умным государственным головам он не хочет – идею украдут, его самого задвинут куда подальше. Обнародовать свою теорию, чтобы закрепить за собой авторство, профессор тоже не спешит – а вдруг он все-таки ошибся? И тогда он начинает искать богатеньких дураков, не менее тщеславных, чем он сам. Кстати, вот вам и тема для журналистского расследования – ученый-фанатик и миллионер-неврастеник. Я серьезно, не поленитесь, поищите связь между вашим профессором и господином Черновым… И чтобы усыпить бдительность последнего, то есть переманить на свою сторону, профессор изобретает «зашифрованную записную книжку», используя прием билингвальной симуляции, и показывает ее Чернову. Уверен, ваш профессор сумел убедить Чернова в том, что разгадал код записи, и тот согласился финансировать экспедицию Звонарева.
– Здесь что-то не сходится, – покачал головой Максим. – А как он объяснил сам факт существования «записной книжки»? Кому понадобилось кодировать запись?
– Этому как раз есть простое объяснение, – вздохнул я, – профессор создает компилят из фрагментов имеющихся в его распоряжении документов, о чем свидетельствует и структура «закодированного» текста, потом переводит его в другой формат, а дальше кто-то – соседка, секретарь на работе, просто случайный человек, в конце концов, он сам – переписывает этот лингвистический новодел другим или измененным почерком. Чернов покупается на эту подделку, а все важные сведения остаются у профессора. И делиться ими он ни с кем не собирается.
– Но Чернов убит! – воскликнул Максим. – Я читал в газетах эту историю, типичная бытовуха…
– Типичная попытка представить заказное убийство домашней ссорой с применением необоснованного насилия в состоянии аффекта, – резко оборвал я его. – Я знаю Стеллу Чернову, мы жили в соседних дворах, учились в одном классе.
– Люди меняются… – тихо сказал Максим.