Председатель, мужчина классического пенсионного вида, с брюшком, но еще вполне бойкий, приложил ладонь козырьком ко лбу и взглянул на небо. Мы все разом посмотрели вслед за ним – поразительно, ничто, казалось бы, не предвещало ни дождя, ни тем более грозы, и вот уже все заволокло густыми облаками, из которых, пока еще глухо, доносились раскаты грома, предвещавшие сильную грозу. Максим еще успел загнать свою «ауди» во двор, закрыл ворота, а потом побежал к дому, прикрываясь курткой от внезапного ливня, ударившего длинными теплыми струями, точно кто-то включил брандспойты нескольких гигантских поливальных машин.
– Придется переждать, – сказал я, с добродушным настроением искоса наблюдая, как Ася принялась обихаживать промокшего Максима.
– Полагаете, мы уже опоздали? – спросил он, отдавая Асе куртку, которую она немедленно принялась встряхивать на веранде.
– Увы… – пожал я плечами.
Это стало понятно сразу, едва мы с Асей зашли в дом. Сердобольные соседи, конечно, постарались навести на даче мало-мальский порядок, и все равно было очевидно, что и здесь неизвестные что-то искали – очень тщательно и немного с раздражением: дачные этюды и натюрморты, какие-то гербарии и вышитые крестиком картины в рамках были содраны с гвоздей и стояли вдоль стен на полу, книги на полках расставлены как попало – стопочками, вперемешку и одна на одной. Я попросил Асю показать, где находится сейф, и не сдержал улыбки, когда увидел его, – им оказался встроенный стенной шкафчик, инкрустированный под сейф, скорее всего – выполнявший роль кабинетного бара. Женская игрушка, а учитывая то, что хозяйкой дачи долгое время была бывшая теща Звонарева, предназначение «сейфа» не подразумевало хранения каких бы то ни было секретов. Думаю, подобное разочарование испытали и «налетчики», отчего, по-видимому, немного разозлились – председатель упомянул, что была побита какая-то посуда, а в подвале все еще стоял устойчивый аромат разлитых засолов, хранившихся там, как сказала Ася, еще с маминых времен.
Конечно, сделанное открытие меня не обрадовало, но одной иллюзией стало меньше, что само по себе хорошо. Когда поначалу есть слишком много вариантов, в итоге не остается ни одного. Но если архив профессора реально существовал, как об этом говорили Максим и Ася, то где он все-таки хранил его? Я хотел поделиться своими соображениями по этому поводу с ребятами, но остановился у дверей на веранду: Максим и Ася разговаривали, наблюдая в открытое окно за грозой, и я невольно прислушался.
– А я до сих пор не могу понять, как это случилось, – рассказывала Ася. – Я была уверена, что у нас счастливая семья. Вместе ездили в отпуск и строили дачу, ходили в походы и в кино. А потом мама стала куда-то пропадать, пока не ушла насовсем. И тогда папа рассказал мне, что они все трое учились на одном курсе и у мамы и Звонарева был роман, настоящий роман – красивый, как в старом кино, вот только предложения выйти за него замуж Виталий Леонидович маме никак не делал. И пока он думал, папа попросил маму выйти за него замуж. Она согласилась, а перед самой свадьбой пришел Звонарев и тоже попросил маму выйти за него. Она хотела расстроить свадьбу, но случайно услышала разговор двух девочек в институте, что Звонареву предложили аспирантуру за границей, кажется, в университете Гумбольдта, и он срочно ищет жену. Она рассердилась и вышла замуж за папу, и у них долго не было детей. А Звонарев уехал в Германию, расписавшись перед отъездом с какой-то их однокурсницей. Они много лет жили каждый сам по себе и потом развелись, но Звонарев уже защитил кандидатскую, остался там же в докторантуре, читал лекции, сделал себе имя в науке. А когда наконец вернулся, ему предложили место в архивном институте, и он снова появился на горизонте моих родителей. Звонарева пригласили читать курс в родном институте, а папа тоже там преподавал, правда, он все еще был кандидатом. Мама с ним вместе не работала, считала это неправильным, она ушла в школу и ездила на другой конец Москвы, пока у них не появилась я, и мама перевелась в школу рядом с домом, чтобы, как она говорила, я всегда была под рукой.