Цена свободы

- Ты хоть понимаешь, о чем просишь?! Представляешь, на что меня толкаешь?! Трегубов еще тот подлец, каких поискать надобно, но это дело весьма дурно пахнет! Ты хочешь чтобы я, дворянин, уважаемый человек, снизошел до ищейки и добыл для тебя подобную информацию?! – пытался застращать племянника Ланской-старший.

- Ну да, - нерешительно отвечал Алёша, видя со стороны Павла Сергеевича подобный натиск чуть ли не впервые в жизни, - я надеялся, ты мне поможешь.

Старший Ланской, мягко затянувшись сигарой, вгрызался взглядом в племянника, говорившего на полном серьезе. Он бы мог, конечно, все это провернуть, потому как, даже Алёше не было ведомо, что под личиной скромного картографа и исследователя новых и неоткрытых материков и земель скрывался политик, дипломат и тайный агент его императорского величества, коим некогда был и его старший брат Петр.

Ему не впервой было распутывать подобные дела и копаться в грязном белье знатных вельмож, различными способами вскрывая их тайники и добираясь до сути вещей. Не резон было привлекать к себе внимание, разоблачив малоизвестного уездного помещика. Но в голубых глазах племянника было столько решимости и скрытой мольбы, что у Павла Сергеевича просто не нашлось сил отказать.

Алёша так рано стал сиротой и был ему почти вместо сына. Жаль только, что у него, как и у покойного брата с женой, не нашлось достаточно времени для юноши. Служба отечеству, да еще под грифом "секретно" - миссия важная, требующая от человека стопроцентной отдачи. Павел Сергеевич потому и семью заводить не стал, не желая обрекать свою супругу и будущих детей на подобную участь.

- Зачем это тебе? - тихо спросил Павел Сергеевич, окончательно решив помочь племяннику. - Что такого в Мефодии, что ты готов рисковать своим и моим положением ради крепостного? - добавил он, бросая окурок на землю и приминая его каблуком сапога.

И, каким бы ни был ответ Алексея и результат проделанной операции, Ланской-старший пуще всего желал как можно скорее оставить это забытое богом имение и его чванливых и зажравшихся хозяев, избавив большую часть крепостных от их эгоистичного и жестокого общества.

- Трина и Мефодий заслужили свободы. Он мой друг и дорог мне, - решительно сказал Алексей, глядя дяде в глаза.

- Хорошо, Алёша, я посмотрю, что можно сделать, - ответил Ланской-старший спустя время, не различив изменившегося тембра голоса племянника, с особенным чувством молвившего две последние фразы.

Вернувшись к себе, Павел Сергеевич достал из саквояжа небольшую связку отмычек, что помещались в обшлаг рукава и отправился на поиски кабинета Трегубова, где, по всей видимости, он и хранил документы.

Бесшумно проследовав по безлюдному коридору и оказавшись у самых дверей кабинета помещика, Ланской тихо постучал и, не получив ответа Николая Карповича или еще кого-либо, смело проник в помещение, плотно притворив за собой двери.

На широком дубовом столе стоял канделябр, отбрасывая свет почти на весь кабинет. Еще несколько свечей в подсвечниках горели то там, то здесь.

Быстро пробежавшись глазами по столу, Павел Сергеевич ловко разворошил кипу бумаг и книг, аккуратно вернув их на место расположения. Затем он бесшумно подался к небольшому секретеру, что был, естественно, заперт. Достав из рукава отмычки и слегка повозившись, он тихо вскрыл замок и стал интересоваться содержимым секретера.

Как он и надеялся, две вольные грамоты лежали рядом с расчетной книгой и кучей векселей. Быстро взяв одну из них, он увидел, что бумага выписана Кириллом Карповичем Трегубовым шестью годами ранее на имя Изотова Мефодия, родившегося без отца. То же самое было с вольной на имя Трины Изотовой.

«Ах ты, подлец злопамятный! Так-то ты выполнил распоряжение и, скорее всего, последнюю волю покойного брата?!» - мысленно ругал помещика Трегубова Павел Ланской.

Заслышав отдаленные голоса и приближавшиеся шаги, Павел Сергеевич, быстро вернув все на их прежнее место и закрыв секретер на замок, ловко спрятал отмычки за обшлаг рукава, очутившись возле книжного стеллажа. Схватив первую попавшуюся книгу, он, изобразив чуть глуповатую улыбку, уставился на вошедшего вместе с приказчиком Платовым помещика Трегубова.

- Ваша милость, дражайший Павел Сергеевич, что это вы здесь делаете? – удивленно осведомился Николай Карпович, быстро пробегая глазами стол, секретер и все помещение.

- Да вот, не спится. Решил, с вашего позволения, почитать что-нибудь. Надеюсь, ничего лихого в том нет, что я сюда заглянул?

- Что вы, что вы, - залюбезничал Трегубов, - чувствуйте себя как дома.

-Веленью Божию, о муза, будь послушна,

Обиды не страшась, не требуя венца,

Хвалу и клевету приемли равнодушно

И не оспаривай глупца.

Льстецы, льстецы! Старайтесь сохранить

И в подлости осанку благородства! - стал декламировать Ланской, изображая из себя светского франта, только что побывавшего на литературном чтении при дворе его императорского величества.

- У вас, любезнейший Николай Карпович, произведений ныне модного поэта Пушкина, часом, не найдется, цитаты которого я только что изволил вам продекламировать.