Цена свободы

На перепутье дорог, ведущих в Петербург и дальше, всадники ненадолго остановились. Трина тихонько всплакнула, обнимая сына.

- Куда вы теперь? – с тревогой спросила она у его милости.

- Не волнуйтесь за нас, Трина Егоровна. Павел Сергеевич обо всем побеспокоился. Мы будем вам слать весточки.

- Что ж, с богом, - тихо ответила женщина, перекрестив обоих.

- До свидания, маменька, - сказал Мефодий, крепко сжимая женщину в своих объятиях.

- Береги себя и Алексея Петровича, - сказала Трина, нежно целуя сына в обе щеки и в лоб.

- И ты себя, матушка. Присмотрите за ней, - попросил он Луку Васильевича.

- Не извольте беспокоиться, - молвил мужчина, - доставлю в целости и сохранности.

Парамонов дождался, когда женщина вновь окажется в седле, и уже хотел было взнуздать своего жеребца, как вдруг что-то вспомнил.

- Батюшки, чуть не запамятовал! Держите! – воскликнул он, отвязывая один из увесистых саквояжей от луки седла и перебрасывая его в руки Мефодия.

- Это не мое! - оторопело молвил Изотов.

- Ваше, ваше! - заверил его Лука Васильевич, направив свою лошадь в направлении Петербурга. - Пользуйтесь на здоровье! - добавил он, бросив через плечо.

***

«Ну вот и началось!» – мысленно изрек Павел Сергеевич Ланской, внутренне готовя себя к финальному акту пьесы. Чуть рассвело, и в барский дом деревеньки Карповки уже ломился нарочный из Трегубово с просьбой от Антона Николаевича спешно возвращаться обратно.

- Да что же это у вас все не слава богу? – изрек Ланской, слезая с коня и следуя в барские, теперь уже свои, хоромы рядом с Трегубовым.

- Где Антон Николаевич?! – слегка раздраженно молвил помещик.

- В вашем кабинете, - ответил Семен Платов, стараясь уйти от тяжелого взгляда Николая Карповича.

- Ваша милость, Алексей Петрович велели вам передать, - обратился к графу один из его верных слуг, протягивая ему запечатанный конверт.

- Мерси, голубчик, - сказал Ланской, беря на ходу конверт из рук слуги и начиная взламывать печать.

Когда он и Трегубов достигли кабинета, Павел Сергеевич успел бегло ознакомиться с содержанием письма и скрыть улыбку, хваля Алексея за находчивость. В это же время Николай Карпович гневно смотрел на съежившегося в его кресле сына, готового разреветься как баба.

- В чем дело, Антон?! Что за спешка?! – недовольно рявкнул Трегубов.

- Батюшка, Христом - богом тебя молю, не брани! Это не я! Я не виноват! Меня заставили! Алексей Петрович…

- Вот же шельмец! – недовольно улыбаясь, воскликнул граф, перебивая стенания Антона и потрясая перед Трегубовыми письмом. – Вы представляете, господа, мой дражайший племянник, не дождавшись меня, нынче же на рассвете самовольно отправился в Петербург, прихватив с собой моего верного камердинера! Ну и что мне теперь к обеду надевать? Надоела ему, вишь, жизнь деревенская. Он с недавних пор моду взял – сбегать. У одного школьного приятеля научился. А я потом ищи-свищи его по белу свету. Но что поделаешь? Единственный племянник. С двенадцати лет круглая сирота. Он мне все равно что сын. И пользуется, наглец эдакий, тем, что я в нем души не чаю. Ну, постреленок, погоди у меня! Так что вы там говорили, юноша? – закончил свою тираду граф, грациозно опускаясь в одно из кресел кабинета.

- Ну, что ты молчишь, Антон! Отвечай, когда тебя его милость спрашивает.

- Мефодий с матерью ушли, вольные забрали, - мямлил молодой помещик, бегая глазами от отца к графу. - Его милость, Алексея Петровича, в заложники взяли, меня здесь до утра заперли, мол, пикну - ему конец.

- Что за вздор ты несешь? Дай сюда ключи? – возмутился Трегубов, выхватывая у сына связку и подлетая к секретеру, спешно его отпирая. Начав шарить по содержимому сейфа, он не обнаружил то, что искал.

- Где вольные на Изотовых?! – не на шутку разошелся Трегубов.

- Я же тебе сказал, что отдал их! Меня заставили! Сперва он угрожал мне, потом его милости. Но я готов поклясться на кресте, что это был тайный сговор за нашими спинами! Сговор Мефодия и его милости!

- Позвольте, любезный! На что это намекает ваш сын?! – спросил Ланской командным тоном, глядя на Трегубова-старшего. - Что мой племянник, благородный юноша и дворянин, замешан в подобном деле, помогая сбежать вашему конюху, или кем он там вам приходится? И потом, ежели у вас были на них вольные, с каких соображений вы держали Мефодия и его мать в качестве крепостных? Я привык верить Алексею, и скорее склонен простить его маленькую шалость, - молвил Павел Сергеевич, указывая на содержание письма, - чем поверю лепету вашего отпрыска, больше похожему на бред больного.

- Но я их видел прошлой ночью, вместе! – заревел Антон, не зная, на что способен его милость, но отлично зная методы расправы отца. – Они… они вели себя… развратно… Содом…

- Что?! – взревел Павел Сергеевич, статно поднявшись с кресла и глянув на обоих Трегубовых, как на грязь под ногтями. – Да я вас под суд отдам! Отрежу язык за такие вольности и на каторгу сошлю! Вы у меня не то что при дворе его императорского величества, а на просторах широкой России-матушки места себе не найдете!