Не прошло и сорока минут, как меня нашел дог, который притащил с собой пиджак. Воскресенского. К счастью, его самого не оказалось рядом, потому взяла и укуталась. Сегодня отчего-то прохладнее, чем в обычные вечера. Ожидается шторм?
— Спасибо, Счастье, — почесала собаку за ухом, и она отозвалась радостным лаем. Какое же Счастье счастливый, несмотря ни на что. Его обижали люди, а сейчас он дает себя мне погладить и доверчиво трется головой о мое бедро. Оправдана ли его слепая надежда на то, что вот другой человек, что гладит, этой же рукой потом не ударит?.. Я не знала.
На горизонте уже почти догорел закат. Остались лишь яркие багряные лучи, которые разукрашивали небо и освящали беспокойное море. Я стояла, думая о том, что завтра обязательно нужно встретить так рассвет.
Когда еще через час мы со Счастьем, наигравшись и набегавшись вдоволь, пришли домой, там никого, кроме охранников, не было. И те внутрь не заходили, так что в огромной вилле ночевали только я и дог. А Дима ушел, оставив как напоминание о себе пиджак, который я сразу же сняла и повесила в гардеробе, и кольцо. Бархатный мешочек я нашла на журнальном столике в гостинной. Он сиротливо лежал на стеклянной поверхности. Записок я не нашла. Он оставил кольцо и ушел. Молча.
Так, хватит о нем. Прогнав назойливые мысли вон, решительно направилась в сторону кухни. Нам бы с собакой поесть. Надеюсь, Воскресенский запас корма тоже принес, а то в магазин я схожу только завтра…
Конечно, рассвет встретить не удалось, потому что летом светает уже к двум-трем часам ночи, а я легла в половину двенадцатого, но утром я все равно проснулась довольно рано и пошла к морю. Снова со Счастьем. Стихия влекла меня, и я уже успела за время пребывания в городе влюбиться в открытые водные просторы, в синие волны, что выносят на берег камешки и ракушки, и в аромат соли и свежести.
Едва мы с догом вернулись — радостные и голодные, то обнаружили проснувшуюся Елизавету Андреевну. Женщина готовила завтрак.
— Доброе утро, — улыбнулась ей и, шикнув на начавшего обнюхивать экономку пса, представила нашего нового друга: — Знакомьтесь, Счастье. Он теперь будет жить с нами.
— Доброе утро, Виктория.
Я думала, что женщина, учитывая ее чопорность, попросить держать собаку подальше от нее и вообще выходит с кухни, но нет. На мое удивление Елизавета Андреевна помыла руки, протерла полотенцем и погладила радостное животное. Конечно, ведь еще две руки, которые будут его чесать!
— Какое милое создание! Надо бы его покормить и сходить в зоомагазин. И ошейника нет! А если потеряется? И что у него с лапами?
— Поранился, — я поморщилась — в памяти вспыхнул тот день, когда я увидела беспомощную собаку на уличной парковке дома. — Печальная история, рассказывать не буду, главное, что сейчас с ним все хорошо.
— Мы его еще раз сводим к ветеринару, — пообещала экономка. — И завтрак готов. Ожидаю вас через десять минут к столу.
Кивнув ей, побежала в сторону… Не знаю почему, но я остановилась в гостиной. На столике так же лежала упаковка с кольцом. Немного поразмыслив, я быстренько спрятала мешочек в карман домашних штанов и вытащила лишь тогда, когда оказалась в своей комнате. Не стала смотреть, но наощупь ощущались камни, собранные у ободка.
— Зачем я это делаю? — я, словно обжегшись, бросила колечко на тумбочку, рядом с фотографией. Мальчик, запечатленный на ней, задорно улыбался, обнажая белые зубы. Его серо-голубые глаза сверкали счастьем, и я просто не могла представить, что такое могло случиться, чтобы он вырос Воскресенским, которого я знаю.
Елизавета Андреевна накрыла стол на террасе, откуда открывался вид на сверкающее в лучах солнца море.
— Я тоже не могу налюбоваться, — заметив мой восхищенный взгляд, произнесла экономка. — Хотя уже, считай, тридцать лет здесь живу.
Она тяжело опустилась на стул, будто на ее плечи вдруг упал груз прожитых годов.
— Тридцать лет? — я села за стол и притянула к себе тарелку с пирожными, при этом отодвигая подальше яичницу с беконом. — Значит, вы знаете Дмитрия Сергеевича с трехлетнего возраста?
Женщина улыбнулась, так тепло и беззаботно, словно перенеслась прошлое тридцатилетней давности, где еще она молода, и подтвердила:
— Да, так и есть.
Мне вдруг в голову пришла одна мысль… Елизавета Андреевна — мой единственный шанс найти последний пазл истории, распутать клубок интриг до конца? Ведь все началось с жажды мести.
— Скажите, — я старалась подобрать максимально правильные слова, — а что именно случилось между родителями Дмитрия Сергеевича и Калининами? Я знаю, что Настя и ее муж подставили его отца, но зачем?
Я смотрела на пожилую экономку, потому сразу же заметила, как ее тело напряглось, лицо окаменело, улыбка сошла на нет, а тонкие пальцы, которые сжимали фарфоровую чашку, дрогнули.
— Вы знаете?.. — выдохнула Елизавета Андреевна.
— Дима… то есть Дмитрий Сергеевич мне сам рассказывал, — кивнула я. — Просто тогда мы… не договорили, а после между нами возникли некоторые недопонимания.