– Давно здесь это? – он указал найденные в фургоне мешки.
– Ночью пришел какой-то дядя, сказал, что они для мамы.
Стоявший рядом Бабин засопел и поджал губы.
Золото пересчитали, составили подробную опись, после чего вооруженный отряд из дюжины стражников понес его в купеческую гильдию.
Констебль отправился восвояси, бурча под нос проклятия в адрес жалких юнцов, не желающих делиться и не умеющих воспользоваться счастливым случаем.
А Бабин и Юбер пошли домой. Юноша вел за ручку маленькую Лолу, так похожую на ту, другую, тоже любившую жонглировать. Погибшую прошлым летом по его вине.
– Меня Поль зовут, а вот этого большого дядю – Бабин. Сейчас мы идем к нам, поживешь с нами? Если согласишься, конечно.
– А когда придет мама? – спросила девочка, пристально глядя в глаза. Снизу вверх.
Юбер кашлянул.
– Не знаю. Ей пришлось уехать.
– Врешь, – уверенно сказала девочка. – Я знаю, она погибла. Канатоходцы всегда или погибают, или становятся инвалидами. Если мы не идем в больницу, значит, она погибла.
Мужчины переглянулись. А что тут скажешь?
– Да, она погибла. Прости, я соврал. Делала сложный трюк и сорвалась. Успела попросить меня, чтобы о тебе позаботился. Ты не будешь возражать?
Девочка отрицательно замотала головой, потом прижалась щекой к бедру Юбера и заплакала. Тот взял ее на руки да так и нес до самого дома мамаши Клэптон.
Хозяйка молча пропустила постояльцев с ребенком на руках. Через полчаса постучалась в их комнату. Отметила, что девочка спит в кровати господина.
– Могу я узнать, кто эта юная леди?
– Моя дочь.
– Да? И в каком же возрасте вы ее заделали?
Хотела еще съязвить, но что-то во взгляде юноши ее остановило.
– Завтра утром я принесу свежего молока. Девочек обязательно надо поить молоком.
И, резко повернувшись, ушла. Твердой походкой и с прямой, словно в принципе не способной гнуться спиной.
Только после этого Бабин, до этого пристально разглядывавший в окно дом напротив, отвлекся от своего увлекательного занятия.
– Ты всерьез собираешься в гости к его светлости?
– Сначала – к Шеффердсону. Только что от него прибегали, звали пред ясные очи – мастер желает узнать о наших результатах. Аж на кресле подпрыгивает, это посыльный так сказал. Ох, не терпится мне эту картину увидеть… – Юбер мечтательно закатил глаза. – Но не будем спешить, пусть понервничает, щедрее будет. А уже потом к Дорсету.
– Уверен, что тебе это надо?
Юбер отвел взгляд, вперив его в черный сучок на дощатой стене.
– Случай упускать нельзя. Мы рассчитывали, что для выхода на персону такого масштаба потребуется не меньше года, а тут удача сама плывет в руки. Только сказать кому – за месяц управились! Одно плохо – если разговор не задастся, тебе надо будет уходить, и очень быстро.
– Прекрасно! А ты?
В этот раз нарушение субординации было проигнорировано.
– Не знаю. Утром посоветуюсь с умным человеком – и в бой. Ну да, как говорит наш друг, бог не выдаст, свинья не съест. Пожелай мне удачи. А пока – спать.
– Э, нет. Дорсет – не купец, совсем другого полета птица. От него простым отчетом не отделаешься. Воевал, а значит, трупов на своем веку повидал достаточно. Придется ему все подробности, до самой мелочи, растолковывать, чтобы свои денежки получить. Так что слушай и запоминай…
Пожилой господин не любил вычурной мебели. Все эти инкрустированные дверцы, точеные ножки и резные завитушки казались ему чем-то глупым, недостойным серьезного человека. В кабинете все должно быть солидно и основательно. Только массивное красное дерево и дуб, символ великой империи. Стол, шкаф, секретер, где помимо сверхважных и сверхсекретных бумаг всегда стояла бутылочка с любимым напитком и такой же массивный стеклянный стакан. Кресла и стулья тяжелые, такие следует не своевольно двигать, а с почтением переставлять.
Тогда и хозяина посетители будут воспринимать соответственно. С уважением и – обязательно! – с толикой страха. Не до дрожи в коленках, разумеется. Хотя иногда и это не повредит. Чтобы по пустякам не беспокоили в ответственные минуты. Такие, как сейчас, когда в руках бокал с ароматным янтарным напитком, созданным из выращенного горцами ячменя, должным образом обработанного и высушенного на терпком торфяном дыму.
Великий напиток в руках великого человека заставляет забыть все мелочное и суетное, уводит мысли к вечному и прекрасному.
Вдруг в приемной раздался грохот, и дверь открылась. Без доклада! Кто?!
В кабинет широким шагом вошел мужчина средних лет.
– На дом Годвинсона поставили сигнал!
Отлично! Работа, на которую ушел почти что год, вышла в завершающую стадию. Но это же не повод!
– И что? Если бы вы не врывались в мой кабинет, как во вражескую крепость, а вошли, как приличествует благородному джентльмену, что-то изменилось бы? Где секретарь? Почему без доклада?
– Извините, но тот господин не хотел меня пускать. – Мужчина недоуменно развел руками. Вроде как – я не хотел, но что было делать?