– Хотя, не скрою, сегодня узнал много интересного. Оказывается, Маргарита Вертелецкая знала про свою настоящую мать! Как? Каким образом ей это стало известно? В детских домах эта информация не распространяется.
– Не знаю, я сама очень удивилась. Ася мне говорила, что раньше Рита жила в семье, а потом ее вернули в детский дом и у девочки была травма. Но про родную мать, которая оставила Риту в роддоме, Ася никогда не упоминала, и думаю, что имени Яна она не знала. Жуткое, между прочим, зрелище эта Яна!
– А если бы она вас прибила? Помочь ведь было некому!
– Не прибила бы, я тоже не лыком шита, могу за себя постоять, не волнуйтесь. Но вы, наверное, не поняли главного – Инга считает, что Шинков не мог убить Риту, то, что она ляпнула про него, это от обиды.
– Хорошенькая обида, сначала по секрету вам мужа сдала, а потом, в других дамских откровениях, свои слова взяла обратно. Очень интересно!
– А я Инге верю! И к избиению Володи Колесниченко она не имеет отношения.
– А я никому не верю! Особенно тем, кто сначала говорит одно, а потом с точностью до наоборот – другое. Ну, вот что, Серафима Пална, благодарю за службу, всю вашу информацию будем проверять, а сейчас, извольте, обработаю йодом ваши боевые раны на руках. А потом в нашей программе чай, настоящий, с жасмином. Но больше никакой самодеятельности! И от дела вы отстраняетесь на неопределенное время. Вот так, следопыт Серафима, отстраняетесь! Вы мне нужна живая и здоровая!
– Я точно вам нужна?
– Точнее некуда! Только давай на «ты». Ответь мне на вопрос – почему ты ушла из газеты? Ты не из тех, кто бросает поле боя.
Глава 36
Осколки семьи Шинковых
Дмитрий Евгеньевич умел чувствовать приближающуюся опасность, это было у него с детства. Однажды, когда все ребята курили в подворотне около школы, он не стал брать сигарету, как будто кто-то тихо шепнул ему: «Не кури, не надо». Он сунул руки в карман и просто стоял рядом с дымящими мальчишками. Ребята смолили и кашляли, а он совсем не удивился, когда к ним подошел директор со словами:
– Ну что, голубчики, – голубчики было его любимым словом, – все за родителями шагом марш!
Сказанное не относилось к Диме Шинкову, и в этом «разборе полетов» в качестве обвиняемого он не участвовал. Когда приближались неприятности, вокруг него словно сгущался воздух, становился таким плотным, что можно было его резать ножом, в нем копилось напряжение, и оно ощущалось физически. Вот и сейчас Дмитрий Евгеньевич почувствовал, как заломило затылок, и сжатый воздух не давал вздохнуть. Шинков расслабил галстук и позвонил секретарше.
– Воды, холодной!
– Может быть, кофе?
– Я сказал, воды! – гаркнул он, а про себя подумал: как только начинаешь с дамой спать, она теряет последние мозги, хотя у этой секретарши они отсутствовали изначально.
Ледяная вода обожгла горло, тут же заломило зубы, он закашлялся и вспомнил. Звонок! Точно, этот звонок, казалось обычный, будничный. Звонил знакомый полковник из службы ФСБ. Сам вопрос про здоровье, про жизнь городскую ничего не значил, но из телефонной трубки повеяло холодом, и воздух начал сгущаться.
– В отпуске давно не был, вот и чудится всякое, – успокаивал себя Шинков.
Дмитрий Евгеньевич решил, что на сегодня оставит все дела и пойдет пораньше домой, он устал, такое с ним бывало, и нужно просто отлежаться на родной и привычной кровати.
Жены дома не было, а домработница, наверное, уже ушла. Домашняя тишина показалась ему добрым знаком, не абсолютная тишина подземной пещеры, а уютная домашняя тишина, состоящая из падающих листьев за окном, чириканья воробьев на деревьях под балконом, скрипа далеких шагов. Шинков подумал о том, что нынче в городах, где зашкаливает ритм, тишина стала недоступным благом, и как хорошо, что есть у него возможность к этому благу прикоснуться.
Мэр выстроил этот дом почти десять лет назад и гордился своим детищем. Коттедж требовал постоянного внимания, заботы и, конечно, денег, но качество хорошей жизни своим хозяевам обеспечивал. Жаль, что не было в этом красивом доме главного – детских голосов. Может, поэтому они с Ингой давно стали чужими, держащимися друг за друга по привычке, как детали в шарнирной сцепке, может, поэтому их вагон и не сходит с рельс?
Он вспомнил, как где-то читал, что морские выдры во сне держатся лапками друг за друга, чтобы их не разделило течением; может, держаться в жизни за кого-то человек тоже должен.
– Друг за друга держаться – ничего не бояться, – вдруг пришла в голову пионерская речевка. – Эх, если бы у нас был сын, маленький, смешной, с ямочками, как у Инги, на щеках…
Он бы тогда знал, для кого пашет как проклятый. А так, в один прекрасный день свалится от инфаркта, и будет в его доме жировать какой-нибудь молодой бой-френд жены.
– Дима, что-нибудь случилось? Ты так рано дома? – Она вошла неслышно, и Шинков сразу понял, что жена расстроена.
Нет, неправда, что они чужие! Ведь разве можно вот так, на расстоянии чувствовать чужого человека? Нет, никогда. Он вспомнил, что звал ее когда-то Улей – от Иннуля и ей это имя нравилось.