Центр роста

Но со своим благородством Устин Садко вышел на целый корпус вперед.

Копулятов молчал.

- Мы в чем-то состязаемся? - мрачно и недоверчиво процедила Русудан.

- Я не слепой, - улыбнулся Устин. - Но разрешите спросить у вас - почему вы до сих пор не состоите в браке при таком давнем и преданном чувстве? Милая Русудан - сколько раз я имел возможность исподтишка наблюдать, как вы, в минуты моего мнимого отсутствия, в минуты уединения гладили Копулятова, приговаривая: «Бедный, бедный…»

- Мы не могли, мы из секты самоубийц, - угрюмо ответил Замыкающий. - Мы уничтожали Направляющих, на нас завершится целая ветвь виноградной лозы… Вы проверьте по даймеру. Кто-то же должен истреблять это принудительное братание.

- Ну, вы перегибаете палку, - пожал плечами Садко. - Вы романтики. Вы заражены фанатизмом свободы и сеете бездумную смерть, как любые революционеры. А посему - вот вам главный свадебный подарок от думающих мальтузианцев. Вы не пожнете посеянного. У вас фальшивые даймеры. Цыганская очередность соответствует истине, но люди бывают и ближе, и дальше от смерти, чем видно из базы данных - нашими закулисными стараниями. За первыми десятками, как правило, образуется анонимная зона, где обитают лица, о которых нет сведений - чаще всего, это исполнители-ликвидаторы. Вокруг же этих десяток - зона отчуждения. У соседей, близких к десяткам, возникает боязнь на такой же манер угодить под направленный взрыв или обрушиться вместе с родным пристанищем, но тут свершается чудо: отдаленное землетрясение или повальный мор, чума, цунами, так что сроки отодвигаются и занимают положенное им место. А в это время гибнут настоящие обреченные, чьи номера внезапно перемещаются в начало списка так, что те не успевают спохватиться; все это немедленно обрастает длинными перечнями безадресных и неустановленных очередников. Вы знаете, что вся ваша братия камикадзе и бандитов наделяется фальшивыми даймерами? Извольте получить настоящие. Мне скучно, бес… Я выбрал двух кроликов, чтобы развлечься. Вам тяжко? Я дарую вам долгую, если не вечную, совместную жизнь - держите.

Он вынул и вручил им заранее приготовленные пластиковые карточки - подлинные даймеры жениха и невесты. В них не было Садко, или же сам он обосновался в каком-то новом далеком местечке, под новым именем. Зато в них значились они, в одной упряжке, под убийственно астрономическими номерами.

- Но мы хотели добраться до вас, чтобы покончить с собой! - в отчаянии крикнул инвалид. - Нам омерзительна ваша сладкая вечность с планомерным истреблением лишних! В конце концов, мы оба больны…

- …Что мне особенно приятно, - подхватил Садко. - Разве непростительно для человека, которого намеревались убить? Не стоит сокрушаться - мы делаем общее дело. У меня есть записи, я дам их вам прослушать.

Копулятов выдернул наконец свою руку из пальцев Садко.

- Богооставленность - она как фантомная боль, - пробормотал он скорбно. - Бога нет. Где культя? Это наше Я. А дальше? Не веточка от лозы, а культя. Хочется по старой памяти пошевелить, почесать - и нечего. Конечно, мы давно и на долгом протяжении уничтожали своих Замыкающих, чтобы не путались под ногами. До неизвестных номеров, и всякий раз приходилось по новой, вечно кто-то лез с паровыми котлетами… Депрессия - не болезнь, это положительная мутация! - крикнул он в пустоту. - Убивайтесь!

Устин опустился в кресло.

- Наверное, наступает новая эра - самопожертвования, эра Духа. Не понимаю вашего огорчения, - признался он. - Вероятно, по причине моего абсолютного здоровья. Что с вами? Мы трудимся на глобальное благо… Я не верхушка, но я причастен… пока не построены звездолеты, пока не придумана транспортация в иномирные регионы, пригодные для заселения… Многое уже делается! Существует второй протокол. О целевом сокращении населения без войн и конфликтов. Управляемые стихийные бедствия возможны давно… плюс ваши секты, которые мы финансируем через десятые руки… всегда найдутся новые вирусы, озоновые дыры… Мы думаем притянуть один небольшой астероид лет через семьдесят…

- Эзопов язык переместился из кухонь и зачитанных книг в масс-медиа, где превратился в изжопов и теперь их вылизывает… - проскрежетал Роммель.

Устин оставил его слова без внимания: