Центр тяжести

– Такое селфи испортил, – ворчал актер.

Из всей съемочной группы озабоченными выглядели только оператор и световики – их оборудование осталось в помещении.

И вот мы стоим там, на улице, почти на проезжей части, актеры, наряженные в ведьм и монахов, оператор, режиссер, звукачи. Куча людей, короче. Из окон здания уже валит какой-то совершенно мультяшный лиловый дым, вдали слышны сирены. И тут дверь снова открывается – и выходит еще одна девушка. В руках у нее – страшная, морщинистая бутафорская голова, и девушка сжимает ее, как младенца. Лицо в саже, на голове – красная бандана, на плече – тяжелая сумка.

– Саша, твою мать! Ты ебнулась совсем, ты ж сгореть могла заживо!

Саша глубоко дышит, смотрит на оператора, отвечает:

– Твоя камера застрахована, а мои инструменты – нет.

Оператору нечем крыть, он молча помогает Саше отойти подальше от горящего здания. Сашу сажают на газон прямо рядом со мной и дают пару влажных салфеток – вытереть сажу с лица.

Между нами появляется Мамай.

– Ну что ж, раз вы обе тут – знакомьтесь. Саш, это Марина.

Я протянула руку, и часы на ней запищали.

* * *

На самом деле я сначала даже не была уверена в том, что мы подружимся. Саша была неразговорчива, замкнута, не любила смотреть в глаза и, кажется, ужасно стеснялась моего общества. Тем вечером после пожара мы сидели в каком-то кафе (официантка испуганно косилась на бутафорскую голову, и Саше пришлось спрятать голову в пакет), и я рассказала ей, что хочу попробовать себя в этом деле – заняться пластическим гримом и бутафорией для кино.

На самом деле идея возникла спонтанно. Тот первый день на съемочной площадке так взбудоражил меня, что я хотела вернуться туда – любой ценой. Желательно – в качестве члена съемочной группы.

Так я впервые попала к Саше в студию – какой-то старый полуразрушенный лофт на территории бывшего лакокрасочного завода возле метро «Улица 1905 года». Внутри было холодно и жутко, и все предметы мебели здесь словно соревновались между собой – кто уродливей. Повсюду, как массовка, стояли недоделанные, безрукие манекены, бюсты, головы, сломанные стулья. Свет тоже был странный – несколько лампочек висели на проводах, и длинные, нервные тени манекенов расползались по полу и по стенам.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказала Саша, – выглядит как логово маньяка-убийцы.

– Вовсе нет! Здесь очень мило. Особенно вот эта голова с оторванной нижней челюстью добавляет комнате уюта.

Она улыбнулась:

– Что ж, рада, что ты не выбежала отсюда с воплями.

На стене, над диваном – который выглядел так, словно его сбросили сюда с самолета на парашюте, но парашют не раскрылся, – висели два больших плаката – «Чужие» и «Терминатор». Заметив, что я смотрю на них, Саша пояснила, что Джеймс Кэмерон – или Дэвид, я не помню, – ее кумир, и изначально он занимался именно спецэффектами и лишь потом стал снимать кино самостоятельно. Пока она рассказывала, у меня запищали часы. Я, как обычно, извинилась и стала нажимать на кнопки, чтобы вырубить будильник.

– Ты ведь в курсе, что твои часы всех дико раздражают? – вдруг спросила Саша. Я изумленно посмотрела на нее, она пояснила: – Ну вот этот твой бзик с часами, которые пищат каждые пять минут.

– Десять.

– Что?

– Каждые десять минут.

– Ну, десять, неважно. Я хочу сказать, что это выглядит очень манипулятивно. Как будто ты отчаянно пытаешься привлечь к себе внимание, – она выставила перед собой ладони в защитном жесте, – пойми меня правильно, я читала Оливера Сакса и знаю, что за каждым нервным тиком скрывается трагедия и все такое – но! – также я знаю, что неврозы – это то, с чем люди борются, а не то, чему они потакают.

* * *

– Нет, ну вы представляете? Именно так и сказала: я, видите ли, использую свои неврозы, чтобы давить на жалость! – ворчала я, сидя на кушетке в кабинете психолога, Нины. – Манипулирую людьми. Просто невероятно.

Я ждала, что Нина поддержит меня, но она терпеливо молчала. И по интонации ее молчания я поняла – похоже, она на стороне Саши.

И, в общем, короче, на следующий день я вернулась в лофт-студию, к манекенам и силиконовым головам.

– Прости. Я так глупо убежала вчера. В общем. Спасибо тебе.

Она удивленно смотрела на меня. Стояла в своей красной бандане в окружении жутких манекенов.

– За что?

– Ну, за то, что сказала правду. В смысле, я так привыкла, что люди возятся со мной, терпят мои бзики и, ну, знаешь, относятся ко мне так, словно я стеклянная. В какой-то степени это меня испортило, и я стала этим пользоваться. Но… но я работаю над собой. По воскресеньям я хожу без часов.

– У нас занятия по понедельникам и средам.

– Ну вот и отлично. Значит, по понедельникам и средам тоже буду без часов.

Я сняла часы и бросила в рюкзак. Часы тут же запищали там, внутри, и я, извиняясь, краснея, полезла за ними.

– Мы начинаем через пять минут, – сказала Саша. – Идем, покажу студию.

* * *