Центр тяжести

На занятиях Саша много рассказывала и об истории своего ремесла, и о себе. Она начинала как скульптор, мечтала высекать из камня и даже успела сделать несколько мраморных скульптур, но еще в университете познакомилась с группой художников, называвших себя гиперреалистами, – они тоже создавали скульптуры, но не из камня, а из пенолатекса, пластика и силикона. Скульптуры их были (как правило) жуткими до одури – предельно реалистичные тела в предельно нереалистичных позах и конфигурациях. Сашу все это очень заинтересовало – новый, весьма необычный подход к процессу создания таких скульптур и, собственно, материал, – пенолатекс, предельно податливый и, главное, до чертиков реалистичный и похожий на кожу.

Она прошла курс обучения работы с силиконом и прочими «кожзаменителями» (тот самый, который теперь сама ведет) и так вошла сперва в развлекательную, а потом и в киноиндустрию. Талант скульптора очень помог ей в этом, она отлично разбиралась в человеческой анатомии.

«Когда мне было десять, – рассказывала она, – я сказала отцу, что хочу стать художницей. У меня действительно неплохо получалось рисовать. Отец был милиционером. «Отлично, – сказал он, – я помогу тебе, я знаю место, где ты можешь попрактиковаться». Отвел меня в морг и познакомил со своим другом – патологоанатомом по имени Амфибрахий (серьезно, его так и звали, по паспорту: Амфибрахий Эдуардович Панацея). Вот так, в десять лет я впервые увидела настоящие трупы, и это странно, но вид мертвых тел совсем не испугал меня; пожалуй, это был тревожный звоночек для родителей, но они проморгали момент, а я, увидев, вскрытый труп, просто достала карандаши и начала делать зарисовки – не только тел, но и конкретных деталей: колотых, резаных ран, пулевых отверстий и прочей мерзости, которая позже очень пригодилась при работе в кино. Теперь из силикона я могу делать идеально фотографически точные раны для фильмов, где есть стрельба или насилие – военные, криминальные драмы, фильмы ужасов и тому подобное».

Так началось мое обучение: сперва теория – знакомство с материалом и азами мастерства. Затем – самое интересное – и мучительное – практика. Для этого Саша пригласила Мамая; Мамай неподвижно сидел в кресле, пока мы колдовали над ним. Он сидит, а ты работаешь: убираешь его волосы под латексную плавательную шапочку и начинаешь покрывать лицо стоматологическим альгинатом, затем – заливка гипсом и «загипсовка негатива», – последнее со стороны похоже на работу эксперта-криминалиста: сидишь с гипсовой маской и кисточкой аккуратно, равномерно наносишь на нее жидкий гипс, слой за слоем. Потом – самое веселое – то, что спецы называют «лепкой образа» – процесс выдумки персонажа и его текстуризации. Тут уж у каждого свои приемы: Саша для рисования морщин использует булавку, я насобачилась рисовать их кончиком своей заколки.

Знаешь, что еще забавно?

Вот как раз там, на уроках пластического грима, создавая фальшивые лица, я научилась наконец принимать свое собственное лицо. Раскрепостилась и смогла, прости-господи, посмотреть на себя в зеркало без отвращения.

[молчит]

Давай сделаем паузу. Я устала.

* * *

Работает? Хорошо.

С Караташем я познакомилась на выставке гиперреалистов. Меня туда Саша отвела.

Это не псевдоним, он по паспорту Караташ. Турецкие корни. В это сложно поверить, глядя на его фото: весь бледный, кожа на лице розовая и полупрозрачная, как у аксолотля. Одет всегда с иголочки – только черное и белое. Белая рубашка застегнута на все пуговицы. Ни пятнышка, ни складочки – оживший фотошоп. Такой персонаж из ранних фильмов Тима Бертона. Это было очень забавно, особенно в контрасте с Сашей, которая одевалась так, словно собиралась клеить обои или красить заборы: красно-белая рубашка в клетку навыпуск, рукава закатаны до локтей, красная бандана и дырявые джинсы – обычная для нее форма одежды. Пунктирные татуировки на запястьях, идущие вверх к локтевым сгибам. Девушка-маляр.

Так вот, мы пошли на его выставку. В смысле, на выставку Караташа.

Один из экспонатов мне особенно запомнился – старая, ржавая телега, до краев наполненная отрезанными, прости-господи, человеческими ногами и руками. Точнее – их макетами, конечно. Детально прорисованными, изготовленными из пенолатекса, полиуретана и синтетической смолы макетами человеческих ампутированных рук и ног. Бля, жуткое зрелище. Даже для специалиста по пластическому гриму – как сказала Саша: «Болезненно подробная детализация».

– У меня была идея добавить еще и запах и как-то привлечь мух, но куратор выставки уперся – и ни в какую, – сказал Караташ. – В следующий раз обязательно сделаю.

Я подошла к табличке. Инсталляция называлась: «Задний двор военного госпиталя».

– Ну как тебе? – спросила Саша, когда мы вышли из галереи и уже прогуливались по набережной.

– Жуть.

Она засмеялась.