Центральная Азия: От века империй до наших дней

Сравнение с плантационной экономикой – не просто риторический прием. Сходство между плантациями и колхозами, где выращивали хлопок в Центральной Азии, поразительно. Хлопковые хозяйства производили товар на экспорт, и в них было занято большое количество неквалифицированных рабочих под наблюдением небольшого числа надсмотрщиков. Акцент на товарных культурах препятствовал производству продовольственных культур и животноводства и нарушал баланс распределения ресурсов в целом. Хлопковые хозяйства Центральной Азии, как и плантации на американском Юге и в других странах колониального мира, были вертикально интегрированы в производственные процессы, сосредоточенные в других местах. Решения о ценах, заработной плате, производственных графиках или капиталовложениях принимались где-то далеко, без участия самих производителей{298}. На протяжении всего хрущевского периода постоянно возраставшие требования не подкреплялись достаточными стимулами. Хрущев, казалось, и правда был убежден, что центральноазиатские хлопкоробы жили за счет щедрости других республик и тот вклад, который они вносили в бюджет Советского государства, недостаточен. Москва всегда медлила с повышением цен, которые она платила за хлопок, выращиваемый по ее приказу, а когда все-таки повышала их, то увеличивала и объем производства. При этом, как и почти во всей советской экономике, цена едва ли соотносилась с себестоимостью продукции, поскольку ее было трудно рассчитать. Официальная цена на хлопок не учитывала затрат на амортизацию земли, транспортировку продовольствия в Центральную Азию и стоимость упущенных из-за хлопка возможностей производства чего-то еще. Что еще более важно, цена, которую центр платил за хлопок, значительно снижалась по сравнению с ценой на зерно и другие предметы потребления. Если измерять производительность в советской хлопководческой отрасти в человеко-часах, то она продолжала держаться на низком уровне. Одержимость государства постоянным увеличением объемов производства приводила к неожиданным результатам, часто прямо противоположным тем, что планировались. Хлопок – очень трудоемкая культура. В принципе, Советское государство последовательно проводило линию на механизацию. Хлопкоуборочный комбайн разработали в Соединенных Штатах в 1930-х годах, а Советы начали производить свои собственные модели уже к концу 1940-х годов. К 1950 году такие машины производились и в Узбекистане. Власти надеялись, что механизация сбора хлопка высвободит рабочую силу, которую затем можно будет направить в промышленность. Все обернулось иначе. Сельскохозяйственная техника оказалась дорогой (после 1958 года колхозы или совхозы должны были сами покупать оборудование) и сложной в обслуживании, поскольку квалифицированных механиков по-прежнему не хватало, а запасные части было трудно достать. Поэтому многие руководители хозяйств сочли, что проще и дешевле использовать ручной труд. Доля урожая хлопка, собранного механическим способом, с конца 1970-х годов даже пошла вниз. Объем труда распределялся по сельскому хозяйству неравномерно. Благодаря эмансипации женщины смогли работать, и часто все оборачивалось таким образом, что именно им приходилось выполнять самую тяжелую часть работы. Мужчины считали сбор хлопка унизительным и бесполезным занятием и искали любые способы уклониться от этой задачи и переложить ее на женщин{299}. Ответственность за организацию населения во время сбора урожая ложилась на местные партийные организации, которые бывали безжалостны, когда им нужно было принудить колхозы к выполнению поставленных им планов. Из-за хлопка в сельской местности воцарилась жесткая власть.

Рис. 17.2. Производство хлопка и зерна в Туркменистане, Узбекистане и Таджикистане, 1940–1990 годы. Хлопок пришел в этот регион благодаря масштабным ирригационным проектам, а площади, засеянные зерновыми культурами, сократились как в абсолютном, так и в относительном выражении

Источник: Robert Craumer, "Agricultural Change, Labor Supply, and Rural Out-Migration in Soviet Central Asia," in Geographic Perspectives on Soviet Central Asia, ed. Robert A. Lewis (New York: Routledge, 1992)