Центурии. Книга пророчеств

Первые два катрена Нострадамуса описывают (скорее всего – аллегорически) его пророческий метод. Ночь, удаление от мирского шума, одиночество – все это непременные условия успешного контакта с Божественным разумом.

Эти восемь строк представляют творческую переработку как минимум двух источников. Речь идет, во-первых, о IV части «Законов» Платона (719 c):

…есть одно древнее поверье, законодатель, постоянно рассказываемое нами, поэтами, и принятое всеми остальными людьми: поэт, когда садится на треножник Музы, уже не находится в здравом рассудке, но дает изливаться своему наитию, словно источнику. А так как искусство его – подражание, то он принужден изображать людей, противоположно настроенных, и в силу этого вынужден противоречить самому себе, не ведая, что из сказанного истинно, а что нет.

Во-вторых, Нострадамус использует описание процесса пророчества из теургического трактата греческого философа-неоплатоника IV в. Ямвлиха Халкидского «Ответ учителя Абаммона на письмо Порфирия к Анебону и разрешение содержащихся в нем сомнений» (в латинском переводе Фичино и под названием «De mysteriis Ægyptiorum» («О египетских мистериях») он появился в конце XV в.; в 1552 г. он был напечатан в Лионе). Непосредственным источником, однако, Нострадамусу служила книга П.Кринита «De honesta discipilina», где рассказ Ямвлиха приводился в пересказе. Вот что пишет Ямвлих о прорицании:

…женщина, дающая оракулы в Бранхидах, или исполняется божественным сиянием, держа в руках жезл, изначально предоставленный неким богом, или предрекает будущее, сидя на оси, или восприемлет бога, смачивая ноги или край одежды в воде или вдыхая исходящий от воды пар. Во всех этих случаях она, приготовляя необходимое для встречи бога, получает его частицу извне (Ямвлих. О египетских мистериях, с.117).

Любопытно повторение Нострадамусом ошибки Фичино: греч. Єu Bragcjdaij Фичино перевел как in Brancis (хотя верным было бы in Brancidis); у Нострадамуса в оригинале – Branches.

Образ поэта-пророка, получающего частицу Божественного духа для того, чтобы возвестить народу о грядущих событиях, был широко распространен в античной литературе. Гесиод (27–32) начинает свою «Теогонию» со встречи с Музами, которые говорят ему:

«Много умеем мы лжи рассказать за чистейшую правду.
Если, однако, хотим, то и правду рассказывать можем!»
Так мне сказали в рассказах искусные дочери Зевса.
Вырезав посох чудесный из пышнозеленого лавра,
Мне его дали, и дар мне божественных песен вдохнули,
Чтоб воспевал я в тех песнях, что было и что еще будет.

Легко заметить, что поэзия здесь неотделима от прорицания. См. также важное в данном контексте сочинение Плутарха «О том, что пифия более не прорицает стихами» («Моралии»; рус. пер. см в: Плутарх. Исида и Осирис, с. 97—127).

1-3