Читаем Цензоры за работой. Как государство формирует литературу полностью

В жалобах разбиралась каждая деталь текста и цитировались наиболее спорные отрывки, трактовавшиеся с точки зрения партии. Авторы ставили вопрос, как следует воспринимать эту книгу. И отвечали: не как легкомысленную сатиру, вдохновленную Дидро, а как открытую критику партии и ее политики. Браун использовал сложные литературные приемы, чтобы замаскировать основной посыл романа, но, изобразив Кунце аморальным аппаратчиком, он ясно дал понять: «Таковы люди, которые правят нами»[432]. Все в этой книге: описание убогого быта, бессмысленность жизни и всепроникающий пессимизм – дополняло осуждение социализма в том виде, в котором он существовал в ГДР. Сатирические выпады Брауна нельзя было счесть невинными шутками. Как, например, читатель воспринял бы следующую насмешку над мышлением и привилегиями партийной элиты: «Они думали за всех остальных, так что им стоило думать и о себе. Они были лучшими из лучших, почему бы им не иметь лучшее?»[433] Это не было поводом для смеха. Это была клевета. Похожие замечания, разбросанные по тексту, наводили на мысль о том, что в ГДР было классовое общество – партийная верхушка эксплуатировала рабочий класс. При правильном прочтении книга давала понять, что Восточная Германия предала свое революционное наследие: «В целом книга Брауна передает такое ощущение, будто социалистическая революция исчерпала себя и в настоящем ничего не значит»[434]. Это правильное прочтение противоречило доводам в защиту Брауна, выставленным Шленштедтом и Хёпке. Его также можно было использовать против других писателей, таких как Франц Фюман, Гюнтер де Бройн и Криста Вольф, которые пользовались вседозволенностью, свойственной позднебуржуазной литературе, чтобы оспаривать традиции партии, как это сделал Браун[435]. «Роман о Хинце и Кунце» был симптомом более широкой проблемы, не сводившейся к особенностям конкретного романа, борьба шла из‐за его смысла и затрагивала самые основы идеологии ГДР. Доклады из ЦК предупреждали лидеров партии, что эта борьба была в конечном счете вопросом о власти. Чтобы выиграть в ней, им следовало перевести спор из области герменевтики в область политики и принять политические меры.

Перед надвигавшейся бурей цензоры старались изо всех сил обезопасить себя. MDV подготовило длинный доклад, чтобы продемонстрировать свою лояльность, описывая четырехлетнюю борьбу редакторов над очищением текста Брауна. Там говорилось, что благодаря их усилиям социальная критика в «Романе о Хинце и Кунце» являлась по сути своей конструктивной, то есть, в марксистских терминах, ограниченной «невраждебными возражениями», и потому в конечном итоге parteilich, то есть верной принципам партии[436]. Клаус Зельбиг написал похожий доклад (в нем даже дословно повторяется несколько фраз), чтобы защитить своих коллег из ГАП. Они очистили книгу от множества «спорных и неприемлемых политико-идеологических» фрагментов, но Браун не согласился последовать их рекомендациям[437]. После долгих колебаний цензоры сочли, что лучше опубликовать книгу в таком несовершенном виде, чем отказать в публикации, так как это, весьма вероятно, негативно сказалось бы на будущем творчестве Брауна и привело бы к нелицеприятным отзывам о культурной политике ГДР на Западе. Доклад Зельбига был отправлен Хагеру и Хоффману. Но одновременно с этим Хагер получил сведения из другого источника, возможно от Миттага, где приводились другие аргументы: «Это отвратительная низкопробная книжонка, где вся политика нашей партии и нашего государства переворачивается с ног на голову и критикуется в самых разных областях»[438]. Все эти документы попали в кабинет Хагера в первую неделю сентября, и тогда же он должен был принять решение. Он давно считал Брауна «великим писателем», которого партийным покровителям следует поощрять и опекать[439]. И все же постоянный конфликт из‐за недопустимых эпизодов в его романе внушил Хагеру уверенность в том, что Браун нередко переступал границы дозволенного[440]. «Роман о Хинце и Кунце» выходил далеко за эти границы и разозлил нескольких влиятельных членов ЦК партии. Что можно было предпринять?

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Русская критика
Русская критика

«Герои» книги известного арт-критика Капитолины Кокшеневой — это Вадим Кожинов, Валентин Распутин и Татьяна Доронина, Александр Проханов и Виктор Ерофеев, Владимир Маканин и Виктор Астафьев, Павел Крусанов, Татьяна Толстая и Владимир Сорокин, Александр Потемкин и Виктор Николаев, Петр Краснов, Олег Павлов и Вера Галактионова, а также многие другие писатели, критики и деятели культуры.Своими союзниками и сомысленниками автор считает современного русского философа Н.П. Ильина, исследователя культуры Н.И. Калягина, выдающихся русских мыслителей и публицистов прежних времен — Н.Н. Страхова, Н.Г. Дебольского, П.Е. Астафьева, М.О. Меньшикова. Перед вами — актуальная книга, обращенная к мыслящим русским людям, для которых важно уяснить вопросы творческой свободы и ее пределов, тенденции современной культуры.

Капитолина Антоновна Кокшенёва , Капитолина Кокшенева

Критика / Документальное