Цепи свободы. Опыт философского осмысления истории

Но всё это – «может быть»… Что же есть? Увы, с некоторых пор скрижали Моисея сменили «таблицы» судебных приставов, а нагорные откровения Первого Христианина – параграфы идеологических начётчиков и диктаторов от криминальной демократии. Ибо посредством международных трибун проводятся постановления и решения трибуналов, тут же становящиеся догматами, рекомендуемыми к немедленному исполнению во многих регионах мира. В противном случае, всяк, несогласный с ними – человек или государство – призывается новыми инквизиторами к Международному Трибуналу. И тогда осуждённым будет светить либо «жар» социального или «головешки» правительственного «костра», петля на шею или «просто» уголовное наказание. Это зависит от «менеджеров» международного террора, легализованного ими же… Если же «болезнь» национальностей окажется запущенной или какое-либо государство осмелится «нагло» проводить свою политику (какою бы она ни была), тогда полетят к нему, «несущие мир и стабильность», ракеты, способные сровнять с землёй любую суверенность… Для достижения правового и психологического превосходства на политическом, социальном, бытовом и всяком другом уровне уже сейчас достаточно, не обременяя себя какими-либо доказательствами, клеймить «врагов народа» ярлыками, типа: расисту фашист (что в промытом общественном сознании означает нацист), или, ещё вернее – патриот (что, как мы знаем, – «то же самое»). И тогда всяк, заклеймённый проклятием принадлежности к Отечеству (за что пока ещё не судят), вынуждён будет не отстаивать свою позицию, а уйти в глухую оборону, то бишь, – оправдываться. Тут уж не до опровержения наветов политических обвинителей… Быть бы живу! Словом, «спор» такого рода при тотальной диктатуре демократии в слабых обществах равнозначен поражению, со всеми вытекающими из этого последствиями для «фашистов», то есть патриотов. В этом всё дело. Если в таковых реалиях «фашизм-патриотизм» по нерасторопности «гавэрнмэнта» где-либо «пройдёт», то будет беспощадно искореняться. Это уж всенепременно!

Представляется очевидным, что в современных либерально-космополитических (или на деле – лабораторно-обесчеловечиваемых) реалиях пещерным ором заявляет о себе модернизированная дикость, прикрытая лоскутной шерстью по-собачьи цивилизованной демократии с обезличенно-общественной жизнью и, конечно, с глобально-мировым стандартом!

Ирония, однако, заключается в том, что модернизированная дикость проявляется в расцвеченных всеми цветами радуги и самых что ни на есть раздемократических, социально ухоженных или, ближе к теме, – детально продуманных, «вещьно благополучных» и, как мы знаем, – «хорошо обкуренных» обществах. Именно «дымка» последнего создаёт в сознании людей причудливые видшия, в которых они реально обращаются в тихо счастливых, попыхивающих «куревом» дегенератов. Впрочем, для того чтобы приблизить общества к временам пещерного безмыслия, одного только «курева» уже недостаточно. В тех же целях куда более эффективными оказались по-иезуитски изощрённые формы уничтожения человека, суть которых состоит в отказе права на мысль.

Именно так! Об этом и поговорим.

Глава девятая Procul profani… [3]

«У них было все, как в самой просвещённой державе: юриспруденция, железные дороги, наука, книгопечатание. Но не как у других, а лучше».

Μ. Е. Салтыков-Щедрин

«Пусть кто-нибудь в этом борделе идолопоклонников посмеет сказать, не похожа на свой портрет, мать! Пусть кто-нибудь посмеет усомниться!». И никто не посмел в этом усомниться, как никто не посмел забыть, кому принадлежит власть…».

Гарсиа Маркес. Осень Патриарха

I

Если в Средние века на кострах Святейшей Инквизиции горели те, кто письменно или вслух выражал неугодные Церкви мысли, то теперь «выражаться» уже не обязательно, поскольку, мысль, бьющаяся в оковах политкорректности и толерантности, удушается уже в сознании! Беря на душу грех нетерпимости и тем самым навлекая на себя епитимью со стороны инквизиторов либерального толка, замечу, что политкорректность, имея в своих наложницах толерантность, отнюдь не озабочена безопасностью кого– или чего-либо. Ограничение и унификация мышления, реализуя себя в качестве промежуточной цели, становятся эффективным средством атрофии мысли, как таковой.