Цепи свободы. Опыт философского осмысления истории

Добавлю ещё, что у «железных ордынцев» принцип подчинения (не факт, а именно принцип) ограничивался потолком власти непосредственного начальника. И даже если подчинённый видел слабость стоящего над ним, то не дозволял себе занять его место, что можно объяснить как дисциплиной, так и низким потолком сознания воина. Иными словами, не развитая внутренняя организация воина, а страх потерять жизнь за неисполнение приказа владыки был залогом соподчиненности и «строевого» порядка ордынцев. Не зря морально упрощённое донельзя законодательство (Яса) Чингисхана пуще всего содержало перечень наказаний за тяжкие проступки, к которым, помимо ослушания, относилось предательство. Карой же за «проступки» почти всегда служила смертная казнь. Неясность последующих законов и установлений (после XVI в. они вообще бесследно исчезли) приводила к потере страха, неизменно ослаблявшего дисциплину, на нём основанную. Это подтвердил полный раздрай ханов Золотой Орды в конце XIV в., прямо указывая на отсутствие в хищной системе правления государствообразующих потенций.

Казалось бы, нечто подобное должно было иметь место и в существующих столь же обособленно от Европы странах Азии – Индии, Китае и Японии. Но это не так, ибо духовная и политическая жизнь этих стран принадлежала цивилизации, которая, имея развитые государственные и социальные структуры, была основана на принципах эволюционного подчинения (и в значительной мере следования) Природе.

Принципиально по-другому формировался «европейский мир», в совокупности своих качеств ставший истинно мировой значимостью. Здесь социальные движения, приобретая политическое содержание, находили сближающие их интересы и формы общения. Этим процессам внутри «мира» сопутствовало своеобразие культур и мировосприятий потенциальных стран. При формировании, росте и развитии других своеобразий, все они, сосуществуя, – совокупно участвовали в создании Западной цивилизации. Ибо всякое отдельное государственное образование способно выжить лишь тогда, когда оно не выпадает из психологического единства региона, которое определяют проживающие в нём народы. Междоусобные войны государств Европы не исключают этой тезы, потому что никогда не велись на истребление соседей.

Словом, при всём своём своеобразии народы Европы, разбившись на «государственные единицы», нашли возможность объединиться в некое культурно-историческое целое (последнее, однако, не гарантировало мирное существование ввиду объективных несовершенств homo sapiens, на что мы, понятно, отвлекаться не будем). История даёт множество примеров того, что разное мировосприятие, верование и культура, по факту, свидетельствуя о качественно ином племенном образовании, находится среди главнейших причин развязывания войн. Если «разница» психологического плана была очевидна, а культурные составляющие ясно свидетельствовали об «опасной» или просто «другой» энергии роста, тогда сильная сторона, видя в слагающейся формации угрозу своему существованию, не останавливалась ни перед какими мерами, включая безжалостное подавление «исторического разномыслия». Так, в XIII в. орден Меченосцев захватил земли ливов и эстов, а Тевтонский орден – земли пруссов, в результате чего территория Германии на Востоке увеличилась вдвое. Земли полабских и поморских славян заселялись немецкими колонистами, а славянское население насильственно онемечивалось.

То же относится к государственным образованиям, в которых были сильны внутренние противоречия. При неспособности устранить их страны либо подпадали под пресс исторически стабильных государств (вспомним печальные для Речи Посполитой Три раздела), либо их «пребывание в истории» становилось недолгим… В этих случаях государство, утеряв скрепляющие его единосущность интересы и чаяния всего народа, неизбежно распадается на этнографические и культурные составляющие, как то произошло с Югославией в 1991–1992 гг. Если же разрушительные процессы продолжались (возьмём хотя бы отделение Черногории в 2006 г. от, и без того политически и экономически ущербного, конфедеративного Государственного Союза Сербии и Черногории), то «составляющие величины», ничего особенного уже не составляя, обречены влачить исторически временное существование. А народы их, измельчившись до политического «щебня истории», – в это время разгоняются по всему миру её «ветрами».