Цепкие лапы времени

Через несколько дней все тот же кабинет в посольстве преобразился – большой стенд на стене, совмещавший карту Москвы и объемный план, был испещрен пометками и значками: перемещения «объекта», другие маршруты, контрольные и реперные точки, места расположения агентов, пути отхода, практически выстроив пошаговую последовательность операции.

Вместе с тем шеф резидентуры Бертон Гербер не испытывал такую уж особую уверенность в оценках риска:

– Сэр, при всем уважении… даже в стопроцентном расчете, где на долю импровизации отводится едва ли одна десятая, в нашем плане я вижу как минимум два-три уязвимых места. Решать проблемы если не радикальным образом, то на грани фола, считаю крайне сомнительным. Как минимум процедуры диалогового взаимообмена с контрагентами утратят простоту.

– Это вряд ли. На крайний случай – временно. Меня еще в Вашингтоне заверили, что на русского медведя найдется палка.

– …Все прибывшие в СССР, включая вас, ваших боевиков, безусловно, сразу попали «на карандаш» чекистов. Не удивлюсь, что на каждого есть досье.

– Люди чистые. Это было первым условием. У КГБ на них ничего не может быть! На случай же осложнений они прикрыты дипдокументами… Иначе, ходят под неприкосновенностью.

Выдворение из страны – меня, вас и других сотрудников – предусмотрели и взяли в расчет.

– Но… – продолжая цепляться за «острые углы», – если их возьмут с оружием?

– Они готовы ко всему, – собеседник тоже мог быть убедительным.

– Далее. Как вывозить объект? Обычно нелегалов мы переправляем нашим налаженным трафиком паромом в Финляндию, на добровольной основе по ложным документам. Сейчас же… похищение, под принуждением – это в корне меняет положение вещей. В багажнике машины – до первой притязательной проверки обычного поста дорожной инспекции? А что будет твориться, когда обнаружится пропажа ценной фигуры, просто не представляю. Поверьте, сэр… – Гербер мысленно выругался: «черт!.. все же столичная шишка Уолтерс, будучи больше специалистом по южноамериканским (третьим) странам, неверно оценивает реалии СССР», – это не Латинская Америка. Здесь, в СССР, когда у местного полицейского теряется элементарное табельное оружие, на уши поднимают все службы правопорядка, включая сотрудников ГБ, которым заниматься этим совсем не с руки.

– Вывозить объект по схеме «Jin».

Бертон увел взгляд в сторону: «Канал сомнителен… и скорей всего по авралу пропажи ценной фигуры будет перекрыт чекистами… озвереют. Боюсь, что даже экстракция наших нелегалов станет проблемной. И что тут сказать?»

Попытался:

– Я бы не списывал альтернативу мягкого подхода к «объекту», допуская контакт. А еще лучше использовать ресурс агента Октавия как приманку-подмену… и далее по стандартной схеме: компрометирующие фото и метод вербовки в лоб?

– Игра в романтику… – сомнительно кривился Уолтерс, – «объект» сам как приманка. Слишком свободно и доступно перемещается. Не находите? Наблюдение установило лишь два уровня контроля «наружки» КГБ, не так ли?

– Так.

– Мы сможем их обойти?

– Да.

* * *

Понимая все сопутствующие, а особенно последующие осложнения отношений с русскими, Гербер все еще надеялся, что комиссии во главе с Уолтерсом удастся перейти к конструктивной стадии политического диалога. А в Вашингтоне сочтут параллельную силовую операцию излишней.

В Вашингтоне так не считали: «…некоторые наши действия и решения теперь видятся невозможными, иные маловероятными, третьи остаются неизбежными. Невзирая на их уязвимость».

Да и советская сторона оставалась в прежней выжидательной риторике.

Кремль (еще один день в череде…)

«…И если снова говорить о сухих фактах (наряду с тонкими интеллектуальными интерпретациями), игра с американской разведкой местами в чем-то будет похожа на шахматную комбинаторику – где нам всего-то и надо правильно расставить известные фигуры, либо произвести перестановку их с места на место. Выстраивая на условно-клетчатом политическом поле ложные, полуложные модели, перемежая их для достоверности картины истинными».

В таком ключе… принять очередное, практически традиционное вступление, придающее совещательной диалектике любого заседания в кремлевском кругу ту выразительную академичность, что так начинала нравиться Терентьеву, что вызывала у членов группы похожую и индивидуальную реакцию – и было любопытно за ней наблюдать, особо отметив, пожалуй, главных завсегдатаев: неизменное одобрение Андропова, вообще, наверное, любившего интеллектуализацию во всем, и сосредоточенное внимание у Крючкова и Устинова, сопряженное у последнего с нетерпеливым «давайте-давайте – ближе к делу, к конкретике».

…И слушать дальше выдержки из отчета Корниенко – заместителя министра иностранных дел, который курировал советско-американские отношения, которого здесь не было… не дорос допуском (вот так).

А зачитывал их сам Громыко, Андрей Андреевич, министр – сухим, спокойным голосом, выдержанным (выдержки же):