Цепная лисица

Узы горели огнём. Я знала, что чувствует человек на другом конце, он показал мне сегодня утром. Могу ли предать его? И как после смотреть ему в глаза? Только Павел помог мне, только он протянул руку. Могу ли предать… Могу ли…

Телефон выскользнул из пальцев. Я не пыталась его остановить. Он полетел вниз, с хрустом ударился об пол — стекло треснуло и, моё сердце треснуло вместе с ним. Всё было кончено.

Слёзы катились по щекам. Из горла вырвался надломленный смех, тут же перешедший в рыдания. Я упала на кровать, зарываясь лицом в подушку, глуша всхлипы и одновременно задыхаясь от них.

Моя истерика длилась, кажется, около часа, но когда я сверилась с настенными часами, оказалось, что прошло чуть более пятнадцати минут. Вернулась лихорадка, челюсти стучали, лицо щипало. Опустошённость была полной и окончательной, я напоминала себе пересохший пруд, из которого выкачали всю воду.

Телефон так и продолжал лежать на полу. Качаясь, словно зомби, я перешагнула через него и открыла створку шкафа. Поднялась на цыпочки и не глядя достала с верхней полки старую коробку из-под обуви. Все движения были отточены сотнями повторений и не требовали участия мозга. Вернулась на кровать и бережно сняла крышку. Лежавшее под ней я знала, как свои пять пальцев. Моя маленькая постыдная коллекция. Шесть замусоленных фотографий, кожаный браслет с колючками, смятые записки, которыми мы с Алеком обменивались в классе, и плеер — тот самый, который мы слушали на крыше. Я исправно заряжала его раз в месяц, поэтому теперь только и оставалось, что вставить наушники в уши, закрыть глаза и нажать кнопку “Play”. Музыка пролилась на мою иссохшую душу, как чистая вода.

Я слышу, как в ночи устали серые дома:

Им стало слишком тесно, они так много знают.

За стенкой в тишине один и тот же крик:

И в сотый раз по кругу кому-то повторяют:

Дыши… Дыши… Дыши… Дыши…

Я дышала глубоко и шумно, повинуясь призыву. Слёзы опять навернулись на глаза. Сцены прошлого мелькали в памяти и тут же растворялись. Они ничего не значили. Всё — ложь. Фикция. Пшик. Я никогда не любила, только обманывалась. Пора расстаться с иллюзиями.

Ненадёжные стены панельных строений

Впитали в себя вкус побед и поражений

И харкнули это из себя наружу

Прямо мне в душу, прямо тебе в душу.

Никуда не убежать от соседского уха,

Но оно, поверь, будет безнадёжно глухо,

Когда над тобой начнут колдовать

И кто-то тебе будет повторять и повторять:

Дыши… Дыши… Дыши…

На этих словах я вскочила и схватила коробку.

Дыши… Дыши…

Открыла окно. В лицо ударил ветер. Размахнулась и швырнула коробку со всем содержимым с третьего этажа. Плеер отправился следом.

Фотокарточки разлетелись в стороны, как подбитые бабочки, записки подхватил ветер. В сердце ничто не дрогнуло. Я была готова расстаться с обманом. Забыть прошлое и принять правду. “Сбрось чувства, точно хлам!” — так сказал Павел!

Перед тем, как закрыть окно, я напоследок глянула вниз, чтобы посмотреть, куда упала коробка, и нет ли на улице людей… и застыла, как громом поражённая.

У подъезда, задрав голову и смотря прямо на меня, стоял Алек.

Сцена 10. Чёрная кошка — к несчастью?

Несколько секунд я не могла поверить глазам. Алек под моими окнами, ночью, хочет сказать, что-то… о нас. В чём-то объясниться. Неужели такое возможно? Он пришёл, хотя и не получил ответа, и как узнал мой адрес?

Он стоял прямо под фанарём у подъезда. В желтом свечении его кожа казалась грязно-бежевой, как старая бумага, а волосы огненно-рыжими. Налетевший вдруг ветер швырнул пряди ему в глаза. Алек откинул их резким движением головы и несмело помахал мне рукой, сделав знак спуститься вниз. Сложил руки в умоляющем жесте, вымученная улыбка не могла скрыть неловкость.

Что было с моим лицом и представить страшно. Сердце колотилось, как в лихорадке, я не могла вымолвить ни слова, даже дышать приходилось через силу. Спускаться было нельзя — это неминуемо бы аукнулось болью для Павла…

“Уверена, что стоит прятаться? Может настало время поговорить, как нормальные люди?” — сладко упрашивала та моя половина, что вечно хотела влезть в неприятности. — “Проблема никуда не денется, если закроешь на неё глаза, а так, возможно, что-то прояснится, и всем станет легче”. Алек снова сделал приглашающий жест, после чего приставил ладонь к губам. Хотел что-то крикнуть, но тут из тени переулка выступила знакомая фигура.