Цепная лисица

Сплошное море печали и безысходности от которых леденеет нутро.

Вдруг всё закончилось — также неожиданно, как и началось, словно Павел, очнувшись, перекрыл поток своих чувств.

Но теперь невозможно было уйти и оставить его одного. Узы тянули за собой.

Я подошла, глядя на узкую спину. Койот неподвижно глядел в темноту переулка, где скрылся Алек, и, кажется, не замечал ничего вокруг, погужённый в свои печальные мысли.

Когда я обняла его напряжённую спину, Павел не вздрогнул и не обернулся, но мышцы под моими руками напряглись, точно по ним пустили электроразряд. Я сцепила пальцы, обнимая крепче, уткнула лоб ему в плечо и закрыла глаза. На душе стало спокойно, точно нас двоих обернул невидимый тёплый кокон, а все вопросы и волнения: про Алека, про прошлое, про всё на свете — остались снаружи.

— Ты был прав, — прошептала я, не открывая глаз.

С минуту держалось молчание. Наконец, Павел глухо спросил:

— В чём?

Я улыбнулась ему в спину:

— Это действительно чем-то похоже на то самое чувство…

Павлу понадобилось несколько минут чтобы опомниться. И первое что он сделал — это принялся ругать меня за отсутствие уличной обуви и подходящей одежды. Он чуть ли не пинком спровадил домой и наказал выпить чаю с мёдом и отлежаться в горячей ванне. Я так смущалась своего порыва обняться, что ни о чём его не спросила, а вернувшись домой, покорно выполнила все указания.

Когда, наконец, проверив ночник, забралась в кровать, то окинула мысленным взором день с самого утра, и поразилась, сколько всего можно пережить меньше чем за сутки.

Сквозь дрёму, я подумала: “Если так насыщенно проводить каждый день, то неделя покажется годом. А год — веком. … не слишком ли много для меня одной”, — это была моя последняя мысль, перед тем как я провалилась в сон.

***

Следующее утро началось с нетерпеливого стука в дверь моей комнаты. С трудом разлепив глаза, я посмотрела на время. Семь часов. “Боже, кому неймётся в такую рань?!” — мысленно возмутилась я. Голова гудела, лоб точно залили раскалённым железом — ночные гуляния в одних тапках не прошли даром.

Стук повторился. Из-за двери раздался заговорщицкий шёпот Нины Валерьевны. Звукоизоляция в этой квартире отсутствовала как таковая.

— Говорю же, спит твоя зазноба, — говорила Нина Валерьевна. — Иди лучше сюда, вот, и телевизор тебе включила, пока посмотри, а я чай поставлю, с твоим тортиком попьём. Не колоти так громко! Зуб даю — весь дом перебудишь, а Аустина так и не проснётся. Подожди часик, по малому захочет — сама нос покажет.

Павел, а это был именно он, ответил тоном заправского джентльмена:

— Спасибо, с удовольствием выпью чаю, если не помешаю, конечно.

— Ну что ты, Пашенька! Садись скорее! Дай хоть узнать, чем молодёжь нынче живёт. Чего замер, проходи, вот, и чай готов!

— Благодарю. У вас здесь так уютно, что сразу хочется остаться подольше, — голос стал отдаляться. — Может быть вы знаете, во сколько Тина просыпается по выходным?

Я закатила глаза, проворчала себе под нос:”Какой, блин, “Пашенька”? Что там происходит? Когда только втёрся в доверие, хитрец?”

— Аустиночка — тот ещё сурок, — засмеялась хозяйка квартиры. — Может и до обеда сопеть, если дел нет. Я когда молодая была, тоже поспать любила, а теперь бывает, что даже и хочешь — не уснёшь.

Дальнейший разговор заглушил включённый телевизор. Я перевернулась было на правый бок, когда вдруг в дверь снова постучали, на этот раз тише. Павел яростно прошептал в замочную скважину:

— Подъём! У нас куча дел. Даю десять минут на сборы, — после чего отошёл, видимо, чтобы продолжить налаживание контактов с Ниной Валерьевной.

Я страдальчески застонала и на секунду закуталась в одеяло поплотнее. Глаза слипались. Блин, блин, блин! “Что не так с этим Койотом? Что ему не спится?!” — возмущалась я про себя, откидывая одеяло. Не смотря на раздражение, мне всё-таки была приятна мысль, что он тут. Ждёт меня… Дурацкие Узы! Как теперь разберешь, где их влияние, а где собственная крыша едет? Вспомнился и вчерашний вечер… Алек хотел поговорить… Мне ужасно не терпелось узнать о чём же, но усилием воли я подавила эти мысли. Ведь они могли принести боль Павлу…

Кстати, в подслушанном разговоре, Алек говорил что-то про семью Павла, про его брата и отца… с которыми Койот, якобы, сделал что-то ужасное. Староста так разозлился, что даже применил силу… Значит это его задело? Значит зерно истины там было? Но как я могу спросить об этом Койота? И изменит ли правда хоть что-то, если Узы нужно разорвать, так или иначе.

Нет, вопросы позже! Надо сосредоточиться на “здесь и сейчас”!

Протирая глаза, я огляделась. В комнате творился полнейший хаос. Вещи разве что на люстре не висели, компьютерный стол был погребён под лекционными тетрадями, а нижнее бельё без стеснения сушилось на спинках двух деревянных, видавших виды стульях. Хоть я и была уверена, что никто сюда не заглянет, всё-таки спихнула большую часть бардака под кровать, а все лишние вещи, в том числе бельё, затолкала в шкаф. Мало ли.