Цепная лисица

— Но и атомная война бы нам не грозила.

— Всегда есть две стороны медали.

— Но ты видишь только одну! — вскинулась Илона, но вдруг замолкла, внимательно глядя на собеседника. Её зрачки пульсировали. — Ах, вот оно что… Теперь я вижу. Барон пообещал тебе что-то. Что-то, от чего ты не в силах отказаться.

Повисло молчание. Павел кинул на меня нечитаемый взгляд, потом взял чашку, отхлебнул чая, сухо сказал:

— Вот именно, не могу отказаться. И никто на моём месте не смог бы. И дело не в том, что за мной должок… Просто я не могу иначе. Не могу не попробовать… изменить случившиеся. Барон знает, что делает. Я ему верю. Всё что он предсказывает — сбывается. Тогда, раньше… он тоже знал, но я его не услышал. Прежних ошибок я не совершу.

Кошка подалась к Павлу, взяла его за руку, прошептала на грани слышимости, но я навострила уши:

— Но я вижу другое будущее, — шептала она, — совсем не то, которое обещает тебе Барон. И это будущее ужасно. — И она повторила, дрожа всем телом. — Ужасно.

— Хватит, — твёрдо сказал Павел, забирая ладонь. — Не пойму, зачем ты завела этот разговор. Тем более сейчас. Да и пришёл я к тебе с совсем другой проблемой. Ты поможешь нам?

Илона отстранилась.

— Помогу… Проведём диагностику после завтрака. Приятного аппетита.

Следующие десять минут никто не произнёс ни слова. Все молча ели и думали каждый о своём, и только собака по имени Блэк продолжала негромко повизгивать, увлечённо вылизывая и покусывая собственную лапу.

***

После трапезы Илоне надоело изображать грусть, и она снова превратилась в коварную “бывшую”. Поднявшись из-за стола, она пригласила нас в смотровую. “Готова раскрыть мне свою душу?” — хитро выспрашивала она по пути, разве что ладони не потирая от предвкушения.

Смотровая напоминала жилище религиозного фанатика, только распятий недоставало. Белые стены, пол и потолок были изрисованы рыже-коричневыми незнакомыми символами. В углах комнаты, как пожухлые грибы, торчали огарки свечей. Посередине стоял прямоугольный стальной ветеринарный стол. На него-то мне и предложили лечь. Павел ободряюще кивнул, и я, со вздохом забравшись на столешницу, легла на спину. Сталь была холодной, как лёд.

— Эй, — позвал Койот. — Ничего не бойся, ладно? Это просто диагностика. Может быть слегка неприятно, но помни — это абсолютно безопасно.

Его слова скорее напугали меня, нежели наоборот. Я кисло улыбнулась:

— Безопасно так же как в прошлый раз?

— Нет, тогда не всё пошло по плану, — хмыкнул Павел. — А теперь ты в руках профессионала.

— У меня же нет выбора, правда?

— Правда, — вздохнул Койот, пожал мне плечо, будто извиняясь, и встал у стены.

Илона приглушила свет, зажгла пару свечей и нависла надо мной, вытянув руки ладонями вниз.

— Та-ак, посмотрим-посмотрим, что у нас тут, — бормотала она. Её Эмон двигался с ней в едином ритме, за всё время я не заметила, чтобы он, как моя Лисица или Койот Павла, смотрел куда-то, куда не смотрит сама Илона. Она, словно слилась с ним в единый организм. Может это объясняет её кошачьи зрачки? Гармония с душой, так говорил Павел?

Илоне я совершенно не доверяла. В какой-то момент даже подумала, не послать ли всех и пойти самой искать способ избавиться от Уз?

Илона продолжала водить надо мной ладонями, они опускались всё ниже, пока не легли мне на солнечное сплетение — туда, откуда брали начало Узы.

— Каждая душа связана с этим миром множеством каналов, — говорила Илона, переводя вес тела на руки. — Они, как артерии, тянутся через все наши перерождения, питая, или забирая энергию жизни. Самые сильные каналы соединяют нас с родителями, с детьми и с любимыми. Прошлая жизнь влияет на настоящее, карма не выдумка, неисполненные желания бывших ипостасей как клеймо на нашем лбу — отпугивают счастье. Мы посмотрим на твою душу в разрезе времени, отправимся от момента сейчас к прошлой жизни, но для этого путешествия ты должна пустить меня. Ну-же, пусти меня, девочка, — пробормотала она, давя ладонями всё сильнее. — Прошу, пусти. — Казалось, она сейчас проломит мне грудину. Уже было невозможно дышать.

Терпеть стало невыносимо. Я хотела попросить её убрать руки, но … даже не смогла открыть рот, будто челюсть привинтили к голове шурупами. Тело не слушалось, я словно попала в жуткий сон, где могла только вращать глазами.

Павел стоял у стены, скрестив руки, и просто смотрел… Или нет, не просто… Он тоже не совсем двигался. Не моргал, и его грудь не вздымалась, а лицо застыло хмурой маской. Знаки в комнате пульсировали, как бьющиеся сердца. Стены надвигались, сжимая пространство. Металл стола обжигал холодом затылок. Мороз перетекал на плечи, на шею, я не чувствовала ничего кроме этого холода, боли в груди и раздирающего желания дышать. Втянуть воздух, хоть самую малость…

Ведьма продолжала давить, ласково приговаривая:

— Пусти меня, девочка, и всё тут же закончится. Пусти, — Глаза её горели, как два изумруда. Лицо слилось с кошачьей мордой. Чёрная шерсть вздыбилась на холке.