Цепная лисица

Алек растерянно моргнул, а потом потянулся было меня обнять, но наткнулся на мой яростный взгляд и снова отступил, виновато повесив голову:

— Тина, — снова повторил он так проникновенно, словно одно моё имя могло разрушить стену, которую он сам между нами возвёл. — Тина, если бы только ты видела то, что вижу я. Если бы знала…

— Теперь меня сложно удивить, — ухмылка вышла точь в точь как у Павла. Оказывается, цинизму я у него за эти дни научилась. — Скорее удивишься ты. Я тут на досуге узнала, что всю жизнь страдала тотальной слепотой. А вот загадку твоего поведения разгадать так не смогла, поможешь?

Красивое лицо Алека перекосила болезненная гримаса. Нервным движением он потёр переносицу, прошептав на грани слышимости:

— Я догадывался, но… Значит, всё-таки прозрела. Не знаю даже поздравить тебя или посочувствовать… А эту тварь… ты тоже видишь? — И поднял взгляд. Но смотрел он не на меня, а куда-то за спину. Лицо его бледнело буквально на глазах. Я покосилась на стену позади. Там было пусто. Или точнее — для меня пусто. Вся моя злость куда-то вдруг улетучилась, я шёпотом спросила:

— Тень… тут?

— Да. И её не хило так раздуло. Чем ты её кормишь? — голос был слишком напуганным, чтобы принять вопрос за шутку. Поэтому ответ в стиле “котятами”, я решила приберечь. Вместо этого спросила:

— Как давно… ты её видишь?

— С того дня, как прозрел.

— Это случилось…

— На крыше. Ты помнишь?

Я кивнула:

— Такое сложно забыть. Это ведь был конец нашей дружбы, — в мой голос закралась тоска. Она тлела внутри перегоревшим костром былой боли.

— В тот день… столько было звёзд, — тихо сказала я, прерывая молчание. — Надо было дождаться, когда одна упадёт и загадать желание. Знаешь, что бы я попросила?

Алек молчал, продолжая смотреть куда-то мне за спину. Но я видела по его Эмону, что он прислушивается, ловя каждое слово.

— Я бы попросила…, — мои веки сами собой закрылись, голос упал до шёпота, — …чтобы мы навсегда остались там, в том прежнем мире. Где люди — это просто люди, без условий. Без звериных масок. А мы можем ругаться из-за пустяков и тут же обниматься, и всё понятно и просто, и рядом всегда есть тот, кто поддержит без осуждений. А впереди ещё миллионы дней — столько же сколько звёзд. И даже больше.

Я замолчала. Тишина давила на барабанные перепонки. А перед внутренним взором проносились картины потерянной жизни, на которых мы с Алеком были вместе — вместе окончили школу и выбрали вуз, вместе проводили вечера и ночи, вместе плакали и смеялись, ссорились и мирились… И никаких теней, Эмонов и старух с мрачными вестями. Возможно ли претворить эти картины в явь? А если да, то смогу ли избавиться от страха, что всё повторится? Он испугается, бросит, а я…

— Спорю, за такое желание, — вдруг сказал Алек, — Тина из прошлого хорошенько настучала бы тебе по лбу.

Я распахнула глаза. Он смотрел на меня с тем же сожалением об упущенном, что переполняло и меня. Вздохнув, сел рядом — плечом к плечу, сказал с улыбкой в голосе:

— Раньше в тебе было меньше романтики. Думаю, в четырнадцать лет ты бы скорее попросила у звезды чемодан долларов и новую мать в придачу. — Он чуть помедлил, словно собираясь с силами, сцепил руки в замок, уставился в одну точку:

— Я прозрел, когда ты вытащила меня на крышу. До сих пор не понял, почему не разбился… Ты вытащила меня, и тут же скрючилась, упала, точно подкошенная. Принялась кричать и метаться, словно в припадке. А рядом, прямо у твоего лица, по земле растеклось жидкое серебро. Я видел уже всё в другом свете. Твоя снежная лисица казалась мне ангелом, не иначе. Она светилась белизной. Глупо, но я решил, что всё-таки умер, ты от горя плачешь, и я твою душу вижу. А пролитый рядом свет — ничто иное, как слёзы этой души. А потом появилась тварь, никак из преисподней выползла. Сразу было понятно, что её приманило. Дальше, как во сне, руку протянул к серебряному свету, который за слёзы принял. И только коснулся — он испарился, а мне словно сердце узлами скрутило, — Алек перевёл дыхание. Я его не торопила.

— Видимо, твари моё вмешательство не понравилось… — продолжил он со смешком. — Она раздулась до лошадиных размеров, точно её изнутри распирало, пастью щёлкнула так, что у меня от лязга в ушах зазвенело, и вдруг осыпалась пауками на землю, и все они кинулись ко мне. Вцепились в моего Эмона…. тогда я ещё не знал что зверь так называется… Эти пауки… они точно собиралась мою душу вырвать… — Алек попытался улыбнуться, но вышло криво, — Ну, по крайней мере у меня есть хорошее оправдание тому, почему я не переношу пауков.

Я не сводила с Алека взгляда, всматриваясь в черты лица, в тени, в морщинки, и всё не могла насмотреться. В горле стоял удушливый ком. Алек продолжил: