Цепная лисица

Буквально силой переставляя ноги я подошла ближе. Нос заполнил отвратительный дух гнили и прелой земли. Ни намёка на знакомый терпкий травяной запах. Что случилось с ним всего за один час?

— Ну так что? Нравлюсь? Или нет?

Теперь нас разделяло не более двух шагов.

— Зачем спрашиваешь? Сам же знаешь в каком мы в положении.

— Это значит нет? — Павел обернулся. Лицо пересекала тонкая ухмылка, глаза превратились в узкие бойницы. Того и гляди прошьют пулеметной очередью. — Ладно, давай помогу. Целоваться со мной тебе нравится? — он снова затянулся, стряхнул собравшийся пепел прямо на пол.

— Перестань, — прошептала я.

— Больше чем с Псом? Или у него язык длиннее? — он открыл рот и высунул язык к подбородку. Прошамкал: — Ну-ка, схра-фни.

Растерянная, я смотрела на него во все глаза.

Павел медленно втянул язык обратно, возвращая на лицо хищное выражение. Неспешно, с ленцой, точно зверь знающий свою силу, направился ко мне, заставляя попятиться, упереться спиной в стену, жалобно прошептать:

— Что на тебя нашло?

— Не хочешь отвечать? Так и быть, а тогда ты спроси меня.

— Что спросить?

— Ну, как же! Нравишься ли ты мне. Спроси?

— Зачем?

— Спроси! — рявкнул.

— Я… тебе нравлюсь? — послушно пролепетали мои губы.

Павел щелчком откинул сигарету в сторону и поставил руку на стену позади меня. Приблизился почти вплотную так, что от жуткой вони табака и едкой гнили невозможно стало дышать. Прошептал, обдавая влажным дыханием ухо:

— С-ума-сводиш-шь. Так бы и слопал.

По спине у меня побежали мурашки. Но не от возбуждения, а от животного ужаса.

— Прекрати! — крикнула я, и в панике попыталась оттолкнуть Павла, выскользнуть, но он был точно сделан из железа. Прижал меня локтём к стене. Непоколебимый терминатор со звериным взглядом и волчьей пастью. Глаза его сверкнули — один голубым, другой красным. Меня накрыла тошнотворная волна. Я задыхалась, хотя ничто не сдавливало мне горло. Лиса захрипела, заскулила, в грудь точно всадили и медленно, сквозь кости, проталкивали тупую спицу.

Ничего не понимая, не соображая, я цеплялась за Павла, ноги тяжелели, сознание выскальзывало из пальцев.

— Отойди от неё, гнида!

Словно сквозь туман я разглядела высокую фигуру Алека, стремительно приближающуюся к нам.

— О! Вот и наш Ромео! — незнакомо хихикнул Павел. — Сейчас расплачусь от умиления. Вот только тебя не звали, так что свали в туман, пока ноги держат.

— Мразь! Сейчас ты у меня свалишь! — зло прорычал Алек.

Голоса доносились через пелену, будто уши мне заткнули ватой. Ноги налились свинцом, и когда Павел ослабил нажим, я просто соскользнула по стене на пол, как мешок с песком. Чувство было такое, словно если вдохну чуть глубже, внутри что-то сломается, развалится на куски, как плохо склеенная ваза. Всё что я могла — это наблюдать и слушать. Говорил Алек:

— Вот и показал свою гнилую суть! Что ты сделал с Тиной? Думаешь, всё сойдёт с рук, как с братом? Я знаю твою тайну. И она узнает тоже… У-бий-ца. — Последнее слово Алек выговорил по слогам, с силой выталкивая воздух сквозь стиснутые зубы. Он уже был в десяти шагах, его Эмон вздыбил рыжую шерсть, готовый ринуться в бой.

— К чему припоминать былое? — отмахнулся Павел с ленивой улыбкой, но в чертах его прорезалось жестокое, острое выражение — словно кошка играла с мышкой. — Признайся пёсик, ты просто… хочешь белоснежку. Подростковые влажные мечты, утренние стояки. Так и тянет попробовать на вкус? Я тебя понимаю. Подходи к столу, не стесняйся. Она вся твоя. Только поторопись. На всех её сладости не хватит.

— Ну ты и тварь.

Стиснув зубы, Алек набычившись, кинулся вперёд.

Староста, ухмыляясь во все 32 зуба, шагнул навстречу, что-то неслышно прошептал и неожиданно рванул к Алеку, выкинув вперёд руку, словно желая ударить Пса в солнечное сплетение широко раскрытой ладонью. Но когда до противника оставалось меньше метра, Павел замер и резко сжал вытянутую руку в кулак.

Алек, вместо того, чтобы налететь на противника, вдруг сбился с шага. Внезапно отшатнулся, будто с размаха врезавшись в невидимую стену. Захрипел, как подстреленный зверь. Хватая ртом воздух, тяжело опустился на колени. Медленно завалился на бок. У его Эмона на груди, расползалось ярко-белое пятно, очень напоминающее то, что чуть не сожрала Тень тогда, на крыше. Кровь души.

Всё произошло так быстро, что я даже не успела испугаться. Только сердце колотилось, как полоумное, да мысли, поджав хвосты, разбежались по углам. “Этого не может быть. Это не по настоящему. Павлу не за чем так поступать. Не за чем”, — беспомощно повторяла я, не в силах принять реальность. Ведь если допустила бы хоть на миг, что всё происходящее — правда, то… это значило бы, что Алек снова пострадал из-за меня. И снова я не способна ему помочь, а только бесполезным и беспомощным камнем тащу его на дно. Он, возможно умирает, лёжа здесь, поперёк грязного коридора, скуля и прижимая предплечья к груди, пока тот, кому я ещё пару минут назад доверила бы свою жизнь, потешается над его болью.